Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
«Бесы дери, что происходит? Я ей этого не говорил. Или говорил? Не помню. У меня что-то с памятью творится?»
— Аби, мне кажется, ты в дурном настроении. И то, что ты целыми днями сидишь здесь одна, вряд ли способствует его улучшению. Ты знаешь, что так можно досидеться до депрессии?
— А ты разве не хотел, чтобы я каждый вечер ждала тебя, как кошка, когда так гордо требовал развода? — невинно полюбопытствовала Абигайл.
На нервы Наклз не жаловался, но железными они все же не были. Ни один человек не стал бы по доброй воле выслушивать такое после крайне неудачного дня. Маг резко поднялся с кресла. Всякому терпению полагался предел.
— Я хотел не этого.
— Ах да. У тебя же аллергия на кошек.
— И на вранье.
— Вот уж в это я никогда не поверю… Найджел.
— Когда передумаешь плеваться ядом, напиши мне, — бросил он.
— Выключи свет, когда будешь уходить.
Уже в коридоре, обернувшись, Наклз увидел ту же картину, что и четверть часа назад. Абигайл стояла в дверном проеме и в зеркале напротив. Маг по привычке проверил правильность перспективы в отражении. Все отражалось под нужными углами и с нужными тенями. Черные волосы, белое платье, закрытое окно, тусклые огоньки за ним.
Наклз все никак не мог понять, что же ему не нравится, кроме всезнающей и злой улыбки Абигайл. Абигайл раньше так не улыбалась.
«А ты ее раньше знал? А ты когда-нибудь интересовался чем-то сверх того, какие цветы она предпочитает и когда возвращается из командировки ее муж? Она скрыла от тебя двух детей. Ты все еще уверен, что в практических делах ты умнее ее?»
— Выключи, пожалуйста, свет.
Наклз дернул шнурок и, не прощаясь, вышел за дверь. За секунду до того, как на коридор съемной квартиры упала тьма, Абигайл все же махнула рукой ему на прощание.
Маг быстро спускался по вибрирующей наружной лестнице, чувствуя, как у него колотится сердце. Что-то было не так в зеркале. Что-то было не так с Абигайл. А, вернее всего, с ним самим.
Во дворе Наклз споткнулся о доску, едва не упал, кое-как восстановил равновесие и все же обернулся. Темное угловое окно. Ничего в нем.
Уже дома, в постели, далеко за полночь, проворочавшись без сна несколько часов, Наклз понял, что же ему так не понравилось в зеркале. Попытался вспомнить, когда Абигайл закрыла окно.
А Абигайл его не закрывала. И он тоже не закрывал.
Глава 3
— Я готова на все, — жарким шепотом сообщила студентка, метнув в Наклза горящий взор из-под ресниц. Накал страстей впечатлял. Маг задумался, где девочка из приличной семьи набралась замашек низкопошибной кокотки, но потом решил, что ему лучше оставаться в неведении. Все-таки знания о первопричинах падения общественной нравственности являлись прерогативой стареющих дам, а Наклзу, хоть он уже и перешел границу профессиональной пенсии, исполнилось только тридцать семь. Не родись он магом, считался бы мужчиной в рассвете лет. — На все, — с нажимом повторила барышня, видимо, на случай, если идиот-преподаватель ее до сих пор не понял.
Наклз измученно поглядел в потолок. Добрые Заступники не торопились явиться и всех спасти. С позволения сказать «зачет» шел восьмой час. Маг тоже был готов уже на все. Даже на то, чтобы отпустить красотку с низшим положительным баллом.
— Вы меня понимаете? — настаивала та, поправляя воротник блузки.
— Да понимаю я вас, — скрипнул зубами Наклз. — Вы десятая «готовая на все» за два часа.
— И?
Наклзу, конечно, следовало почувствовать себя бесконечно польщенным таким высоким мнением окружающих дам о его талантах, но маг чувствовал только головную боль и желание оказаться дома, подальше от учащейся молодежи.
— Вы мне льстите. Или анатомию вы учили еще хуже, чем математику? Неужели просто оптимистка? — не выдержал маг.
Предприимчивая девица задумалась. Потом выдала:
— Я личность творческая. И не обязана запоминать кон… кен… константы!
Маг затруднялся сказать, столкнулся он с беспредельной наглостью или беспредельной глупостью, но противостоящая ему сила казалась поистине огромной и необоримой. Наклз только понял, что ему нечего сказать. Разве что заявить о своей полной и безоговорочной капитуляции на условиях противника.
— Я сдаюсь, — четко произнес он. Девушка явно оживилась и принялась что-то делать с верхней пуговицей блузки. — Нет, не так, — отмахнулся Наклз. Вот только танца с раздеванием на рабочем месте ему и не хватало для полного счастья.
— А как? — растерялась она.
— Сколько там еще творческих личностей, не отягощающих себя запоминанием констант, под дверью? — уныло поинтересовался маг.
— Пятеро вроде.
— Все барышни?
— И Альберт.
— Замечательно, — соврал Наклз. В ситуации не было ровным счетом ничего хорошего. День начался с того, что он шесть часов принимал зачет у своих студентов, пока сам не перестал отличать скобки от модулей и интегралы от запятых. Маг надеялся, что хуже уже не будет, но тут к нему прилетел адов посланец с ведомостями, а за ним заявилась группа от заболевшего коллеги. Ребята, исполненные жизнелюбия и веры в добро, несли коньяк и крайне скромные знания.
Коньяк Наклз не любил, да и вообще подачку он взял у студента на экзамене единственный раз в жизни и давным-давно, еще в те славные дни, когда азы математики пришел сдавать первокурсник Маэрлинг. И то взял исключительно потому, что явившийся последним виконт, поставив бутылку на стол, посмотрел на него обведенными синевой глазами и вдруг с совершенно искренним сочувствием спросил: «И вас тоже…?» «Еще как», — грустно ответил Наклз, вырисовывая в ведомости кривую шестерку. Предварительно он, правда, заставил Маэрлинга дать некую клятву, которую тот, к своей чести, впоследствии не нарушил.
С чужими студентами Наклз разобрался относительно быстро. Он слабо представлял, о чем можно поговорить с первокурсниками факультета политэкономии, так что бегло пролистал одолженное у одного из них методическое пособие в тщетных поисках знакомых понятий и графиков. Потом задал один-единственный вопрос. Те, кто считал, что графическое изображение отношения прилежащего катета к гипотенузе, то есть легендарного косинуса икс, называется синусоидой, получили девятки. Сторонники версии «косинусоида» ушли с семерками и восьмерками. Утешительные шесть баллов достались студентам, верившим, что это «волнистая линия». Те, кто ответил «картинка», остались сдавать. Любителей живописи набралось с два десятка. У Наклза уже голова трещала.