Время зверинца

Джейкобсон Говард

— Пропустите меня, я обучалась на медицинских курсах, — говорила какая-то женщина. — Скажите, где у вас болит?

Жаль, что она не обратилась с этим вопросом ко мне. Но в случае с Хемингуэем их доброта и участие были как с гуся вода. Он ни словечком не поблагодарил и даже не удостоил взглядом тех, кто помог ему подняться на ноги, притом что для добровольных помощников физический контакт с ним был, надо полагать, не из приятных.

Все мы добры — каждый на свой лад. Пока одни заботились о пострадавшем, я позаботился о его разносимых ветром записях. Если предположить, что они являлись частью все того же произведения, над которым он начал работать еще в пору нашей первой встречи — а то и за годы до нее, — это был труд монументальных, эпических пропорций. И каждая страница такого труда имела огромную

ценность. Уж кто-кто, а я был точно не из тех, кто наплевательски относится к подобным вещам. Стараясь спасти как можно больше листков, я гонялся за ними по всей улице; я догонял их и ногой придавливал к земле, а потом уже наклонялся и подбирал. Наверное, так же суетились в древности жрецы сивиллы, пытаясь собрать разметанные ветром пророческие листы. Как известно, Кумская сивилла писала пророчества на дубовых листьях, сидя у входа в пещеру, — по букве на листе, выкладывая из них слова, — но если порыв ветра перемешивал листья, восстановить изречение было уже невозможно. Правда, саму сивиллу это нисколько не волновало.

Эрнест Хемингуэй как будто тоже не волновался за судьбу своих записей.

Однако их судьба волновала меня.

Я хотел вернуть ему собранные страницы, ничуть не рассчитывая на благодарность автора. Но, будучи с юных лет одержим словами — так, что на улице невольно замедлял шаг, дабы прочесть название какой-нибудь брошенной сигаретной пачки, — я не мог не взглянуть хоть одним глазком на то, что он писал все эти годы. Это не было вульгарным любопытством конкурента или вороватым подглядыванием циничного шутника; это был уважительный интерес коллеги по литературному цеху. Насколько он был хорош в работе со словом? Что такого он знал и понимал, чего не ведали мы, погрязшие в комфортах и компромиссах, не позволяющие своим яичкам вываливаться через прорехи в штанах, давно утратившие способность к аскетичному, самоотверженному творчеству?

С первого же взгляда я убедился, что при всем обилии записей они повсюду были полностью идентичными. То, что он считал нужным сказать, повторялось снова и снова, на каждой странице. И то, что он считал нужным сказать, было донельзя убедительным и абсолютно неоспоримым, исполненным своеобразной красоты и ясновидческой силы:

O

OOOOO

OOOO

OOO

OO

O

O

OO

OOO

OOOO

OOOOO

O

* * *

Блестящая, горькая комедия с меланхоличным привкусом невосполнимой утраты.

The Times

Безупречное чтение для любителей сильной, умной прозы.

Houston Chronicle

Да, не каждый из нас постоянно фантазирует о том, чтобы бросить жену ради тещи, — но это не значит, что на такой основе нельзя слепить превосходный роман, едкий и увлекательный от первой до последней страницы, до неожиданного сюжетного поворота в финале.

The Forward

Подобно Джойсу или Теннисону, Джейкобсон обладает идеальным писательским слухом — его проза очень музыкальна. Читая «Время зверинца», постоянно хочется насвистывать.

Literary Review

В образе Гая Эйблмана автор вывел на сцену незабываемого повествователя, в чьей голове «слова выделывают антраша под стать русским прима-балеринам»… И от его лица нам подается блестящая, остроумная и злая комедия, герои которой рикошетируют от главы к главе, как шаровые молнии в летнюю грозу… Не многие современные романы могут похвастать таким сбалансированным сочетанием абсурда и артистизма, фаллического и философского, дурного и мудрого.

The Herald

Джейкобсона читают не ради серьезного и уважительного

анализа того, что происходит между мужчиной и женщиной, но ради беспощадной, рискованной, не заботящейся о приличиях демонстрации самых наших потаенных мыслей, того, что все мы в глубине души действительно хотели бы друг с другом проделать. Ну и конечно, ради шуток, а уж их во «Времени зверинца» с избытком.

Guardian Summer Reading

Роман Говарда Джейкобсона являет собой пространное сетование насчет «предсмертного» состояния современной литературы — когда исписавшиеся писатели превосходят числом немногих еще оставшихся читателей, а среди издательских работников и литагентов свирепствует эпидемия самоубийств. И все это сочетается с цинично-уморительным изображением творческих мук… Если Джейкобсон пускается во весь опор, мало кто из британских писателей может с ним потягаться на его родном поле воинствующей комедии и сатиры.

Metro

Бескомпромиссно остроумный, искрящийся энергией, театральный в лучшем смысле этого слова роман. Джейкобсон блестяще описывает животные импульсы, двигающие нами, и человеческие чувства, которые могут возвысить и опечалить.

Sunday Herald

«Время зверинца» читается на редкость легко и гладко, что само по себе уже иронично, учитывая заявление главного героя, писателя Гая Эйблмана, что хорошая литература и читабельность несовместны… Эту книгу можно назвать своеобразной одой искусству сочинительства, которая наверняка будет раздергана на цитаты критиками и библиофилами. Согласно еще одному утверждению Гая Эйблмана, писать романы о писателях само по себе есть признак творческого кризиса. Однако «Время зверинца» показало, что его автору насчет кризисов беспокоиться нечего.

Stylist

Новое подтверждение уникального умения Джейкобсона сплетать секс, комедию и роман идей в неразрывное и невероятно увлекательное целое.

Jewish Book World

В последние тридцать лет постоянными темами книг Джейкобсона были утраты и неудачи. И он не изменил этой традиции даже после того, как его предыдущий роман, «Вопрос Финклера», обернулся большой удачей, завоевав Букеровскую премию. На сей раз автор изобразил неудачниками (утрируя, но не слишком) практически всех британских и не только британских писателей, ставших жертвами кризиса традиционной литературы. Для главного героя эта профессиональная напасть усугубляется личными проблемами с амбициозной и стервозной женой, его влюбленностью в собственную тещу и сложными отношениями с родней, живущей на севере Англии… Как и в других книгах Джейкобсона, смех здесь играет вполне серьезную роль, и авторская насмешка над захлестнувшим нас филистерством представляется до боли убедительной.

Mail Online

Как никто другой, Джейкобсон умеет заставить читателя хохотать до упаду.

Scotsman Book of the Year

Обычно вы осознаете, что жили в золотом веке, лишь задним числом, когда этот век уже утратит свою позолоту. Новый роман Говарда Джейкобсона рисует упадок и гибель литературы после ста лет ее относительного процветания… Автор пишет вес ело и зло, вынося вердикты с той же обличительной точностью, что и великие английские сатирики прошлого, которые показывали упадок нашей аристократии, науки, армии, финансов или кинематографа.

The Daily Telegraph

Эта книга полна великолепной непочтительности ко всему на свете. Расслабьтесь и отпустите тормоза — наступило «Время зверинца».

We Love This Book

Джейкобсон вновь проявил себя как мастер словесной игры и языковой пиротехники… Проницательный, циничный и сардонически смешной роман, где есть и плавно текущее повествование, и бурные диалоги, а изящные шутки перемежаются грубыми проклятиями и глубокими размышлениями. Пять звезд!