Времяточец: Исход
Шрифт:
Эйс в ужасе посмотрела на него:
– У тебя же такое влияние на Адольфа, ты не можешь остановить это?
Внезапно Доктор схватил Эйс за руку и затащил её в дверь магазина.
– Эй, что происходит? – возмутилась она.
Доктор показал на улицу. По улице маршировал взвод СС с большим знаменем со свастикой.
– Ну, парад у них. И что?
– Стой лучше тут, Эйс, я не могу себе представить, что ты отдашь знамени салют.
Эйс увидела, что при приближении знамени со свастикой все на улице становились по стойке
Все, кроме одного.
Крепко сложенный рабочий стоял у бордюра. Когда знамя проносили мимо, он продолжал стоять, засунув руки в карманы, с сигаретой во рту, не сняв кепку, и не обращая внимания на парад. Но парад на него внимание обратил. По окрику командира-сержанта, взвод остановился. Несколько человек вышли из строя и окружили рабочего, обрушили его на землю градом кулаков, пинали его тело, скрутившееся в придорожной канаве. Затем они вернулись в строй, и взвод продолжил маршировать. Никто ничего не комментировал, никто не протестовал, казалось, что никто ничего не заметил.
Через какое-то время рабочий с трудом встал на ноги, сплюнул зуб, утёр тыльной стороной руки кровь с лица, и похромал прочь.
– Ты это видел, Доктор? Настоящее избиение, и лишь за то, что он их флагу салют не отдал.
– Ему повезло, – сказал Доктор.
– Повезло?!
– Они могли забить его до смерти, пристрелить его прямо на улице, и никто бы ничего не сказал.
– Да ладно тебе, – не поверила Эйс. – Должны же быть закон и порядок, даже в нацистской Германии.
– Нацистская Германия – криминальное государство. Правильно и законно всё, что пожелает Партия – а это значит всё, чего захочет Гитлер.
Эйс молчала, всё ещё пытаясь понять.
– Ты говорила что-то насчёт того, чтобы я остановил войну, – мрачно сказал Доктор. – Это та самая война, которая разрушит этот злой режим. Моя главная задача – сделать так, чтобы эта война случилась. Вторая задача – сделать так, чтобы они в ней не победили, – он вздохнул. – Давай, попробуем забыть о них ненадолго. Пойдём, в парке посидим.
Но и в парке они не могли отвлечься.
Когда они сидели на скамейке в Тиергартене, Эйс обнаружила на спинке неаккуратную табличку. Она прочла вслух:
– «Не для евреев!» – Эйс в ужасе посмотрела на Доктора. – Им нельзя сидеть на скамейках в парке?
– Им очень много чего нельзя, – сказал Доктор. – Управлять бизнесом, заниматься квалифицированным трудом, иметь свои деньги или частную собственность. Большая часть реальных преследований сейчас уже позади. Избиения, разбитые окна магазинов, сожжённые синагоги...
– То есть, они больше так не делают?
– Ну, да, можно и так сказать. Но лишь потому, что евреев уже не осталось. Большинство из тех, кто не выехал из страны, сейчас либо мертвы, либо находятся в концлагерях. Эта табличка устарела.
Когда они шли по парку, Доктор продолжал:
– И это касалось не только евреев, хотя им и досталось больше всех. Цыгане, гомосексуалисты, члены профсоюзов, интеллигенция – все, кто им чем-то не нравится.
– И что с ними всеми случилось?
– Многие погибли, другие в концлагерях.
– Но война же ещё даже не началась.
– У них, в Германии, концентрационные лагеря появились ещё шесть лет назад, как только нацисты пришли к власти. До сегодняшнего дня они преследовали своих собственных сограждан. За остальной мир они только собираются взяться.
5. СВЕРКА ПРЕДСКАЗАНИЙ
Сильно ошиблись те, кто принял мои миролюбие и терпение за слабость или даже трусость. С этих пор я решил говорить с Польшей на том же языке, на котором Польша обращается к нам. Прошлой ночью польские солдаты впервые стреляли по нашей территории. Мы им также ответили огнём. С этого дня на бомбы мы будем отвечать бомбами!
Из обращения Адольфа Гитлера к Рейхстагу по поводу начала боевых действий в Польше.
***
Через два дня после того, как Гитлер отправил свои армии в Польшу, он вызвал Доктора.
Это случилось сразу после завтрака. Эйс допивала кофе, а Доктор читал ей мрачные газетные заметки, которые были, разумеется, посвящены гениально успешной военной операции Гитлера.
Доктор поднял взгляд:
– Тут репортаж о речи Гитлера в Рейхстаге. Он сказал, что с этого дня он просто германский солдат, и что не снимет с себя военный мундир, пока война не окончится.
– Молодца! – сказала Эйс. – Представляю, какой запах мундир за шесть лет накопит.
Было чудесное воскресное утро, и Эйс размышляла над тем, стоит ли выходить на улицу. Смотреть достопримечательности ей больше не хотелось.
Почему-то табличка на скамейке расстроила её даже сильнее, чем насилие, которое она видела на улице. Мрачные объяснения Доктора настроение тоже не улучшили. Несмотря на солнечную погоду, Берлин всё больше и больше был похож на город призраков. А ещё хуже было то, что эти призраки ещё не знали, что они уже мертвы.
Она всё ещё не определилась, что ей делать, когда в дверях появился Мартин Борман, как всегда тихий и почтительный.
– Фюрер желает вас видеть в Канцелярии, герр Доктор. Машина ждёт.
Эйс подскочила.
– Только Доктор, фройляйн, – наставительно сказал Борман. – Это серьёзные государственные дела – мужские дела.
Эйс глубоко вдохнула:
– Слушай, приятель...
– Тихо, Эйс, – торопливо остановил её Доктор. – Боюсь, что нацизм означает сексизм. Церковь, кухня, дети – вот естественная среда обитания женщины. Разве я неправ, герр Борман? Прости, Эйс. Вернусь, как только смогу. Оставайся лучше в гостинице.
Не успела она придумать достойное возражение, как Доктор вытолкал удивлённого Бормана за дверь.