Всадник авангарда
Шрифт:
— И я сожалею. Но… мне нужно, чтобы эти документы подписали до того, как я уеду. Есть здесь законный представитель покойного, который мог бы это сделать? Документы очень просты: это сумма, отложенная на компенсации рабочим, пострадавшим при обрушении здания. Сумма крупная и в высшей степени необходимая. — Клифтон протянул конверт Оберли: — Вы можете подписать, сэр?
— Я? Нет, сэр. Мое положение не дает мне такого права. Но вот мистер Корбетт, как служащий лорда Мортимера, мог бы подписать, я думаю.
— Ну нет, что за нелепица! — возразил Мэтью. — Да еще такой важный документ.
— Я бы не хотел снова ее беспокоить, сэр. Она сказала, что очень хочет отдохнуть. — Оберли протянул руку, взял конверт из рук Клифтона и вложил в руку Мэтью. — Если благоволите пройти за мной, джентльмены, я проведу вас в комнату, где мы найдем перо и чернила.
Перед тем, как поставить свою подпись, Мэтью не пожалел времени и тщательнейшим образом проштудировал текст. Он действительно был не сложен и подтверждал выделение суммы, которая вполне могла составлять половину состояния богача. Сумма предназначалась для раздела между четырнадцатью рабочими и тремя вдовами. Был подписан и второй экземпляр документа и передан Оберли на хранение. После чего Кеньярд Клифтон завернулся в плащ, надел треуголку и попрощался.
— Счастливого пути, — пожелал Мэтью молодому человеку, которого сперва почти принял за Смерть и который оказался новой Жизнью — для всех пострадавших от алчности лорда Мортимера.
Клифтон вышел, Бесс закрыла за ним дверь, и в наступившей тишине слышно было, как тикают напольные часы.
— Могу предложить вам и доктору Баркеру ужин и вино, сэр, — сказал Оберли, возвращаясь с Мэтью обратно по коридору. — Бесс — отличная кухарка, а в погребе лорда Мортимера найдется превосходное вино. — Он улыбнулся, все еще грустно, но вполне искренне. — Думаю, что лорду Мортимеру было бы приятно угостить вас наилучшим из своей коллекции.
— Принимаю приглашение, — кивнул Мэтью. — И с удовольствием выпью за упокой души лорда… и за тот факт, что если бы Смерть и впрямь явилась сегодня, я бы оказался перед ней просто грудой дрожащего студня.
Ужин действительно был исключительным, и вино текло рекой. Доктор извинился и ушел спать, когда часы пробили одиннадцать, и вскоре Мэтью тоже попросил, чтобы ему показали его комнату. Там он улегся на удобную кровать на четырех столбах и стал слушать, как стучит в окна ледяной дождь. И хотя совсем неподалеку находился покойник, казалось, что в доме наконец таки воцарились мир и порядок. При таком положении вещей у Мэтью не возникло ни малейших трудностей с отбытием в царство сна.
Но отдохнуть решателю проблем не дали. Настойчивый стук в дверь разбудил юношу.
— Сэр? Сэр!
Голос Оберли звучал как-то очень… да, нервозно, наверное.
Мэтью встал. Серый свет за окном позволял разглядеть блестящие стволы деревьев. А дождь, похоже, прекратился. Открыв дверь, Мэтью прищурился на огонь свечи, которую держал слуга.
— В чем дело?
— Не пройдете ли вы со мной? — Просьба прозвучала как предписание.
Оберли провел Мэтью к двери, располагавшейся рядом со спальней лорда Мортимера, и открыл ее. За дверью оказалась пустая комната с такой же роскошной кроватью, как у Мэтью.
— Так, вижу, — сказал Мэтью. —
— Это, — ответил Оберли, — комната мисс Кристины. Благоволите отметить, сэр, что постель не смята. Никаких признаков, что к ней кто-либо прикасался. Я обошел весь дом в поисках мисс Кристины, и не смог ее найти. Затем я спустился к подножью холма, чтобы посмотреть, есть ли там ее лошадь. Лошади там не было. Мисс Кристина уехала. Почему — один Бог знает. Быть может, переживание оказалось слишком сильным. Но… сэр, я почти всю ночь провел на ногах. И я не видел, как уходила мисс Кристина, и никто другой не заметил ее бегства. Никто не слышал, чтобы открывалась или закрывалась входная дверь. Она уехала, несомненно, однако… когда? И каким образом она сумела уйти неслышно для обитателей этого дома?
— Дом большой, — ответил Мэтью. — Дверь сторожили всю ночь? Или как?
— Нет, сэр, это никому не пришло в голову. И все же… это происшествие вызывает у меня какое-то странное чувство.
Мэтью протер глаза, изгоняя колючие соринки сна.
— Странное чувство? Что вы имеете в виду?
— Просто… мисс Кристина была совсем не такой, как в тот раз, когда я посетил ее в Грейнджере. Не могу сказать, в чем именно заключается различие… но совершенно не такая. И она так решительно и великодушно простила старика, и держала его за руку в момент последнего вздоха. Я как-то… даже не знаю… я склоняюсь к мысли…
Оберли беспомощно развел руками.
— К какой мысли? — надавил Мэтью, не давая Оберли возможности уйти от ответа.
— К мысли… что на самом деле это могла быть вовсе не мисс Кристина.
Повисло молчание. Тихо зашипело пламя свечи, слегка заколебалось и вновь выровнялось.
— Простите? — переспросил Мэтью.
— Что нам показалось мисс Кристиной… на самом деле была не она. Сэр, — добавил Оберли. — А тот, кого мы ожидали в виде мужчины. И, сэр… Смерть и правда явилась за лордом Мортимером в облике человека, но в женской одежде.
Мэтью на миг лишился дара речи. Он вспомнил, как свирепо Кристина Мортимер воскликнула у подножья лестницы: «Не трогайте меня! Не хочу, чтобы меня трогали!»
— Вы ошибаетесь, — пробормотал он. — Это абсолютно невозможно!
— Не стану спорить, сэр. Но где же тогда мисс Кристина?
— Вероятно, дома. Или на пути домой. Я полагаю, что… что смерть отца произвела на нее очень сильное впечатление, и ей необходимо было уехать. Не знаю, почему ее никто не видел и не слышал, но думаю, что из этого дома вполне можно уйти бесшумно. Повторю свой вопрос: дверь ведь никто не сторожил?
— Нет, сэр.
— Ну, вот в этом и все дело! — Мэтью сделал решительный жест рукой, будто сметая Оберли в сторону. — Это просто чепуха — то, что вы говорите! Подогретое страхами воображение не знает границ! — Все, с него хватит. Работа сделана — пора одеваться, собирать вещи и ехать домой, вернуться к своей обычной жизни. — Я бы хотел, чтобы в ближайший час меня отвезли обратно в Нью-Йорк. Можно ли это организовать?
— Сейчас еще рано, сэр, но… да, конечно. Это можно устроить.
— Вам нет необходимости меня сопровождать. Я вполне готов ехать домой в одиночестве.