Всадник без бороды(Юмористическая повесть)
Шрифт:
Зато Алдар-Косе сразу же придержал Желмаю:
— Э-э, дорогой, гляди, что везет этот караван… Ай-ай-ай…
Каждый верблюд был нагружен двумя большими клетками, в которых сидели десятки, сотни птиц. Клетки прикрывались от солнца материей, но духота и пыль измучили пернатых пленников: там, где материя сбилась или сдвинулась, виднелись птицы, сидящие с раскрытыми клювами, закрытыми глазами. У многих были бессильно распахнуты крылья. Время от времени из клеток раздавался слабый крик или клекот; медленно, как осенний лист, падало на землю яркое перышко.
— Мрачный
Каких только птиц не было в клетках! Черные лебеди и белоснежные чайки, зеленые попугаи и пестрые дрофы, красноклювые фламинго и розовые пеликаны — всех не счесть! Птицы толстые и маленькие, глазастые и хвостатые, яркие, как пламя костра ночью, и сизые, как пасмурный день.
Алдар-Косе представил себе на мгновение, как пели бы они сейчас, если б жили на свободе, как радостно они перекликались бы друг с другом, как привольно шумели бы крыльями, и ему стало грустно.
— О, аллах сжалился над нами и послал нам ходжу! — вдруг раздался крик караванщиков. — Рассуди нас, ходжа!
Алдар-Косе опустил плечи, расправил бороду, и Желмая зашагал навстречу спорщикам.
Одного из караванщиков обвинял в воровстве ученый мулла в шелковой чалме, в богатом халате. Это ему принадлежал верблюд, на котором были дорогая сбруя и седло с зонтом.
Караванщик, худой и черный, словно обгорелый сучок, клялся, как только может клясться человек, верящий в справедливость, в том, что он невиновен.
С их обоюдного согласия Алдар-Косе взялся рассудить дело.
А дело было несложно: караванщик, шагающий последним, нашел оброненный кем-то кошелек.
Он сразу догадался, что этот кошелек выронил тот богатый ученый мулла, который присоединился к их каравану вчера днем.
Караванщик пробежал вперед, поравнялся с верблюдом, на котором ехал богач, и отдал ему кошелек.
Богач обрадовался, зашлепал ладонями по бедрам, словно петух, пытающийся взлететь.
— Суюнши! — закричали караванщики, останавливая верблюдов. — Суюнши!
Суюнши — это старый обычай: вознаграждение за сообщение доброй вести. Раз караванщик сообщил мулле: «Вот ваш потерянный кошелек!» — то за это ему полагалось суюнши от владельца кошелька.
Алдар-Косе прикрыл глаза и, слушая рассказ муллы, тотчас же представил себе, как развивались события.
— Ты достоин суюнши, — сказал мулла, — аллах свидетель. Ты получишь награду!
Мулла полез в кошелек, чтобы выбрать для караванщика монету помельче, но в кошельке были одни лишь золотые.
Тогда мулле стало жалко самого себя: ведь если каждому нищему давать по золотой монете, то так и самому можно обнищать. И он решил ничего не давать караванщику. А так как отказать в суюнши было уже невозможно, то он применил старый, испытанный ход: обвинил честного караванщика в воровстве.
— Аллах свидетель, ты достоин награды, — продолжал бормотать мулла, высыпая себе на колени содержимое
Алдар-Косе, закрыв глаза и слегка покачиваясь в седле, отчетливо представил себе, как это все происходило… Неумудренному в спорах и хитростях караванщику, конечно, никогда и в голову не могло бы прийти, что богатый ученый мулла действовал, как мелкий мошенник: монет-то в кошельке было сто, но пока мулла их пересчитывал, он две успел спрятать в рукав халата или еще куда-нибудь. О аллах, сколько раз Алдар-Косе сам проделывал это. Правда, от этих проделок никогда не страдали бедняки…
— О ходжа! — певуче проговорил мулла. — Ты сам можешь убедиться — здесь девяносто восемь монет. Две исчезли! Украсть их мог только тот, кто поднял кошелек. Выпасть они не могли — кошелек был хорошо завязан!
— Да, ходжа, завязан кошелек был крепко, — подтвердил караванщик. — Выпасть они не могли. Но и я их не брал! Клянусь аллахом всемогущим! Я не вор!
И, словно в подтверждение его слов, застонала какая-то птица.
— Мало ли что будет говорить этот нечестивец! — вскричал мулла. — Он еще клянется аллахом! Не сам же я у себя украл две монеты? Кто умеет воровать, тот умеет и лгать!
Алдар-Косе улыбнулся в бороду и поднял руку:
— Недаром говорится — увидев свое отражение в воде, лжец сказал: «Вода врет!» Тише, правоверные, тише! Ложь — больной зуб, который нужно скорее вырвать!
Наступила такая тишина, что стал слышен птичий плач.
— Ты, мулла, утверждаешь, что он тебя обокрал? Как ты это докажешь?
— Здесь было сто монет, а теперь двух не хватает, — усмехнулся мулла. — Вот мое доказательство.
— Да, оно справедливо, — произнес Алдар-Косе немощным старческим голосом. — Но раз в твоем кошельке было сто монет, а здесь девяносто восемь, то это не твой кошелек.
— Как… не мой? — опешил мулла.
— Но в твоем же было сто монет? — Алдар-Косе с удовольствием наблюдал, как лицо муллы из красного стало синим, а из синего — серым: богач понял, что он попал в собственную ловушку. — Поэтому, я возвращаю кошелек караванщику. А когда он встретит настоящего владельца, то отдаст деньги ему. Я сказал. Во имя аллаха справедливого и всемогущего!
— Будь проклят день, когда я связался с этим караваном! — всхлипнул мулла и со злостью бросил кошелек на землю.
И в то же мгновение Желмая вздрогнул, подпрыгнул на месте, да так, что Алдар-Косе чуть не вылетел из седла.
— Что случилось? — покряхтывая, спросил Алдар-Косе.
— Мулла попал кошельком в колено твоему верблюду, о ходжа! — объяснил один из караванщиков.
— Я не завидую мулле, — сдерживая улыбку, промолвил Алдар-Косе.
Желмая, вздрагивая всем телом и гневно поглядывая на муллу, небрежно пошевелил нижней губой — плюнул мулле прямо в бороду.