Всадник без бороды(Юмористическая повесть)

Привалов Борис Авксентьевич

Вместе с племянником Сабыр уложил мешок на испуганно захрапевшего коня.

— Чует волчий дух! — ласково-успокаивающе потрепав коня по боку, произнес Сабыр и вскочил в седло.

У юрты чабаны спешились, свалили мешок в тень, пустили коней пастись.

Сабыр вынул острый нож, попробовал ногтем лезвие.

Казангап сидел на корточках, внимательно смотрел за тем, как дядя готовится резать волка.

— Э-э, много волков в степи нынче, — словно сам с собой заговорил Сабыр. — Охо-хо, что-то будет…

— А почему жигиты ловят Алдар-Косе? —

спросил Казангап. — Что он сделал? Может, за то, что он высмеял жадного муллу? Помните, дядя, как в юрте Алдар-Косе решил заночевать мулла вместе со своим ишаком? И как он потребовал еды для себя и для ишака? Алдар-Косе предложил им мяса и сена, ишак и мулла уехали голодными.

— Э-э, племянник, ты что-то путаешь! — усмехнулся Сабыр. — Не может быть, чтобы мулла отказался от мяса, а ишак — от сена.

— Отказались! Ведь Алдакен дал мулле сена, а ишаку — мяса! — И Казангап радостно засмеялся.

— Из-за такого пустяка не станут поднимать всю степь на ноги, племянничек! Э-э, наш Алдакен хитрец и весельчак! Откуда только у него это берется! Я знал отца Алдар-Косе — его убили баи, когда мальчишке было всего две-три зимы… Они с матерью остались без юрты и кочевали в степи от аула к аулу, как нищие… Алдакеном же его назвали потом, когда уже все стали удивляться необычайной смекалке малыша…

— Я много о нем слышал, — весело продолжал Казангап. — Говорят, как-то раз Алдар-Косе помогал сторожить лошадей. Табунщик ему сказал: «Здесь конокрады ходят, уздечки наших коней ночью из рук не выпускай». А ночью Алдар-Косе коней продал, деньги спрятал, заснул. Спит, а уздечки в руках держит. Утром табунщик смотрит: нет коней! Разбудил Алдар-Косе, спрашивает: «Где кони?» Алдар-Косе ему отвечает: «Ты же приказал уздечки из рук не выпускать, вот я и держу. А где кони, не знаю!»

Сабыр спрятал нож в ножны, задумался, погладил усы. Потом заговорил тихо:

— Вот, племянничек, старая притча. В большую беду попала перепелка: дом у нее загорелся. Горит гнездо, пылает. Прилетели на пожар разные птицы. Кто кричит, кто волнуется, кто издали смотрит. А ворон подлетел да в огонь соломку бросил. «Не хотела каркать по-моему, сказал, так тебе и надо!» Потом ласточка прилетела. И уронила из клюва каплю воды в пламя… Сгорело гнездо у перепелки, пришлось ей строить новое. Вот как…

— А дальше, дядя, что было?

— Ничего. Тут и притче конец… Ведь от соломки ворона пожар не стал злее. И от капли воды, которую ласточка принесла, огонь не погас. Но перепелка узнала, кто ее друг, а кто враг… Вот так и у нас: в беде сразу узнаешь, кто желает тебе зла, а кто — добра… Если услышишь, как будут говорить, что Алдар-Косе причинил кому-то из бедняков зло, — не верь, мой мальчик. Это говорят те, кто бросает в огонь, когда горят наши юрты, охапки сухой травы.

Казангап опустил голову.

— Если приведется тебе увидеть нашего Алдакена, — продолжал Сабыр, — то ты сразу поймешь, какими бывают хорошие люди. И еще поймешь, что не нужно спешить,

когда хочешь сказать плохое о ком-нибудь.

— А я слышал, — не сдавался Казангап, — что Алдар-Косе умеет ездить так хитро и тихо, что, когда подъезжает к аулу, на него даже собаки не лают. Но так, дядя, ездят только конокрады!

— Не понял ты меня, племянник. Тот, кто крадет коней, — злой судьбы человек. Он приносит беднякам-жатакам, таким, как мы с тобой, горе. Алдар-Косе ездит тихо, потому что у него много врагов — баи, муллы, старейшины… Тот, кто дружит с нами, с жатаками, богачам ненавистен. Вот один старый мудрый табунщик и открыл Алдакену секрет своих дедов: ездить так, чтобы ни один пес никогда не залаял.

— Что же надо для этого делать? — вдруг раздался молодой задорный голос.

Казангап вскочил на ноги и широко раскрытыми глазами смотрел на непонятно откуда явившегося гостя.

Сабыр остался сидеть, только голову повернул к приезжему да за ус схватился.

Высокий круглолицый парнишка с острыми смеющимися глазами стоял перед чабанами. Сзади него, переминаясь с ноги на ногу, стоял и с любопытством поглядывал на чабанов худой верблюд неопределенной масти. На лбу верблюда, как маленькая луна, белела круглая лысинка.

Парнишка почтительно приветствовал Сабыра, потом лукаво отдал салем растерявшемуся Казангапу.

Сабыр встал, предложил гостю войти в юрту.

— Принеси кумыс! — приказал он племяннику.

— Позвольте, почтенный Сабыр-ага, — попросил парнишка, — пустить моего верблюда к вашим: устал он, бедняга.

Сабыр разрешил. Парнишка вмиг развьючил верблюда, повозился немного с какими-то корешками, потер верблюду лоб, бок. Потом верблюд сам, словно он вырос на этом жайляу, побежал к табуну, который пасся далеко за овечьей отарой.

Парнишка, не выпуская из рук снятых с верблюда мешков, зашел следом за Сабыром в юрту.

Казангап, тащивший большую деревянную чашу с кумысом, остановился, проводил тощего верблюда взглядом: бежит, словно летит! И ни одна овчарка на него не обращает внимания, словно он не чужой! Вот колдовство!

В юрте шел вежливый, обычный для степных жителей, разговор: взаимные расспросы о благополучии, о здоровье.

Парнишка, к удивлению Казангапа, оказывается, отлично знал всех их родственников. То и дело спрашивал:

— Как здоровье Айгыз? Да продлятся ее годы! А как себя чувствует Батима-апа? Все еще жалуется на ломоту в ногах?

— Э-э, ты меня, видно, за бая принимаешь! — отмахивался довольный Сабыр. — Это ведь у бая семь колен родичей знать нужно!

— Каждый казах сам себе бай, — ответил парнишка. — Только не все бедняки об этом знают… А что делает Казангап, сын покойного твоего брата Али?

— Казангап сильно вырос. Совсем большой стал. Ты даже не узнал его! — улыбнулся Сабыр.

— Э-э, так вот он какой! — Гость весело поглядел на Казангапа, перемешивающего кожаным черпаком кумыс в чаше. — Разве узнаешь? Молодец!