Всадник на белом коне
Шрифт:
Всеобщий испуг передался и мне.
— Простите, — спросил я, — а что это за всадник на белом коне?
Чуть в сторонке от всех остальных, за печкой, сидел ссутулившись маленький тощий человек в поношенном черном сюртучке; одно плечо у этого господина, как я заметил, было выше другого. Он не принимал участия в общем разговоре, но его глаза с темными при поредевших седых волосах ресницами свидетельствовали, что пришел он сюда не дремать.
На него-то и указал рукой смотритель.
— Наш школьный учитель лучше всех может об этом рассказать, — произнес он, немного повысив голос. — Правда, он повествует на собственный лад и не столь точно, как моя старая домоправительница Антье Фоллмерс.
— Вы шутите, смотритель, — донесся из-за печки чуть простуженный голос недовольного человечка. — И не надо меня вечно сравнивать с вашей глупой драконихой!
— Но, господин учитель, — не уступал смотритель плотины, — драконихи — наилучшие хранительницы подобных историй!
— Однако у нас на сей счет несколько иное мнение. — Усмешка превосходства слегка исказила довольно тонкие
— Видите ли, — шепнул мне на ухо смотритель, — он немного нос задирает. В юности он изучал теологию и только из-за расстроенной помолвки остался здесь учительствовать.
Учитель между тем уже выбрался из уютного закутка за печью и сел за длинный стол рядом со мной.
— Расскажите, расскажите, господин учитель! — раздалось несколько молодых голосов.
— Что ж, с удовольствием, если вам угодно, — обратился он ко мне. — Есть множество суеверий, но существует также и искусство обходиться без них.
— Только попрошу ничего не выпускать; уж поверьте, я сумею отделить зерна от плевел.
Старик взглянул на меня и понимающе усмехнулся.
— Ну ладно! — согласился он и начал свой рассказ.
В середине прошедшего столетия [18] или, чтобы быть точнее, в течение нескольких предыдущих и последующих за ним лет жил тут один смотритель плотины [19] , который в плотинах и водоспусках [20] понимал несравненно лучше крестьян и владельцев усадеб; но он не был ученым строителем, потому что книжек почти не читал, а до всего с юных лет доходил сам. Вам, наверное, известно, уважаемый, что фризы умеют хорошо считать, и вы наслышаны о нашем Гансе Моммзене из Фаретофта [21] , который, хоть и был крестьянин, умел строить буссоли, хронометры [22] , телескопы и органы. Вот из таких примерно людей, только помельче, был отец смотрителя, о котором я еще поведу речь. Он имел пару участков на маршах, где выращивал рапс и бобы и пас корову, весной и осенью прирабатывал как землемер, а зимой, когда северо-западный ветер стучал в ставни [23] , сидел за чертежами и расчетами у себя в комнате. Мальчик обычно находился рядом; забыв про букварь и Библию, взъерошив соломенные волосы, он наблюдал, как отец что-то чертит или подсчитывает. И вот как-то вечером он спросил, верно ли здесь написано, не может ли быть как-то иначе, и высказал свое мнение. Отец ничего не смог ему возразить, только покачал головой и сказал:
18
В середине прошедшего столетия… — То есть около 1750 г.
19
…жил тут один смотритель плотины… — Определенного прототипа Хауке Хайена нет, однако существовало по меньшей мере четыре исторических лица, на которых обычно указывают как на прообраз главного героя новеллы:
• Йохан Клаузен Коот — уроженец Голландии, строитель плотин, бывший главным смотрителем у герцогов Голштинских, работавший также в Айдерштедте, на острове Нордштранд и севернее Нибюля, на Готтескоге. Он ввел в практику использование ручных тачек при строительстве плотин, за что был прозван в народе «Карстен-тачка» (Carsten Rollwagen). В 1610 г. построил на коге Зиверсфлетер в Айдерштедте плотину с покатой внешней стороной.
• Жан Анри Демерсье — «тайный советник» датского короля. В 1728 г. приобрел право на строительство плотин в Бредштедтской бухте и построил там в 1742 г. ког Софии Магдалены, в 1767 г. — ког Демерсье, в 1771 г. — ког Элизабет-Софи на острове Нордштранд. Возродил забытый к его времени покатый профиль плотин, когда-то введенный И.-К. Коотом.
• Ганс Моммзен из Фаретофта — города, расположенного севернее современного кога Хауке Хайена, между Бредштедтом и Нибюлем. Жил с 1737 по 1811 г., был сыном инспектора плотин (Deichfocht), а впоследствии сам занял эту должность. Более известен как математик, астроном и преподаватель навигации.
• Йохан Иверсен Шмидт (1798–1875) — владелец крестьянского подворья на Лунденберге, северо-западнее Хатштедта. С 1837 по 1875 г. Занимал должность смотрителя плотин в Новом Хатштедтском коге, непосредственно в той округе, которая служит местом действия в новелле. Погиб в результате несчастного случая — его сбросила лошадь, и он утонул. Похоронен на хатштедтском кладбище.
20
Водоспуски — приспособления для сброса излишков воды через плотину.
21
…вы наслышаны уже о нашем Гансе Моммзене из Фаретофта… — См. примеч. [19].
22
…строить буссоли, хронометры… — Буссоль — инструмент для измерения углов на местности, стеклянная капсула, в которой находится шкала с намагниченной иглой. Хронометр — специально сконструированные часы для кораблей, показывающие точное время, несмотря
23
…когда северо-западный ветер стучал в ставни… — Северо-западный ветер (норд-вест) особенно опасен для побережья Северного моря, так как нагоняет воду в Немецкую бухту.
— Не знаю, что тебе ответить. Довольно того, что есть, а сам ты можешь только запутаться. Если же хочешь знать больше, достань завтра книгу из сундука, что стоит на чердаке; ту, которую написал Евклид [24] , — там и найдешь ответ на свой вопрос.
На следующий же день мальчик забрался на чердак и быстро отыскал нужную книгу; впрочем, их в доме было не так уж много. Но отец засмеялся, как только увидел ее перед собой. Она была на голландском, а этого языка, хоть и похожего отчасти на немецкий, ни отец, ни сын не знали.
24
Евклид (300 г. до н. э.) — отец геометрии; его работа об основах геометрии вплоть до XIX в. считалась образцовым учебником и изучалась в школах.
— Это книга моего отца, — объяснил старик. — Он понимал по-голландски; а что, на немецком книги нет?
Мальчик, как всегда немногословный, спокойно посмотрел на отца и спросил:
— Можно я буду читать это? На немецком там нет ничего.
Старик кивнул; тогда мальчик протянул ему также вторую, сильно потрепанную книжку.
— И эту тоже.
— Возьми обе, — разрешил Теде Хайен. — Но какая тебе от них польза?
Вторая книга оказалась небольшим учебником голландской грамматики; до конца зимы оставалось еще долго, и едва только зацвел крыжовник в саду, мальчик уже довольно сносно читал по-голландски и одолел почти всю геометрию Евклида, в те времена изучавшуюся повсеместно.
— Не уверен, почтеннейший, — перебил себя рассказчик, — что подобное не приписывают также и Гансу Моммзену; но последний еще и родиться не успел, как о Хауке Хайене — так звали нашего героя — уже рассказывали эту историю. Ведь ведомо: стоит прославиться какой-нибудь личности, как ей начинают приписывать все то, что прежде рассказывалось о предшественнике — и хорошее, и дурное.
Как только старик заметил, что сын не интересуется ни коровой, ни готовыми вот-вот зацвести на радость любому жителю маршей бобами, и рассудил, что дела на маленьком участке хорошо пойдут лишь у крестьянина, имеющего прилежного сына, а не у недоучки с наемным слугой, и что самому ему подъема в хозяйстве не дождаться, послал своего подросшего мальчика на плотину, чтобы от Пасхи до дня святого Мартина [25] Хауке вместе с другими работниками возил там землю в тачках.
25
…до дня Святого Мартина… — День Святого Мартина празднуется 11 ноября; к этому времени работы на плотинах завершались.
«Это излечит его от Евклида», — рассудил старик.
И юноша возил землю, но Евклида все время держал в сумке и, когда рабочие завтракали или ужинали, усаживался на перевернутую тачку и раскрывал книгу. Осенью вода поднималась высоко, работа останавливалась и все расходились по домам; но Хауке усаживался на краю плотины со стороны моря, обхватывал руками колени, и часами глядел, как мутные волны, вздымаясь все выше и выше, набегают на землю. Только когда волны касались его ног и пена брызгала в лицо, он отодвигался на несколько футов выше и все же не покидал плотины. Он не слышал ни плеска волн, ни криков чаек и береговых птиц, которые кружили над ним, сверкая черными глазами и почти касаясь его крыльями; не замечал, как над дикой, пустынной водной гладью простиралась ночь; взгляд его был прикован только к бушующей воде, которая во время прилива тяжело ударяла в одно и то же место крутого склона, упорно размывая дерн.
Изредка Хауке медленно качал головой, затем чертил рукой в воздухе плавные линии, как если бы хотел придать плотине большую пологость. Когда наступала тьма, поглощая все вокруг, и слышен был только шум прибоя, юноша вставал и шел, почти промокший насквозь, домой.
Однажды вечером, когда Хауке вернулся, отец, который сидел в комнате и чистил измерительные приборы, вспылил:
— Что ты все сидишь на плотине? Утонуть ведь можно! Волны сегодня высокие, так и вгрызаются в плотину!
Хауке упрямо взглянул на него.
— Ты что, не слышишь? Я говорю: в такую погоду утонуть можно!
— Не утонул же я, — возразил Хауке.
Отец рассеянно взглянул ему в лицо.
— Конечно, — согласился он, немного помолчав, — сегодня нет.
— Но плотины наши немногого стоят, — продолжал Хауке.
— Что?..
— Я говорю о плотинах.
— И что же?..
— Плотины никуда не годятся! — настаивал Хауке.
Старик рассмеялся ему в лицо.
— Ах ты, вундеркинд из Любека! [26]
26
Вундеркинд из Любека — Христиан Хайнрих Хайнекен (1721–1725), чудо-ребенок, который уже в четыре года владел немецким, французским, латинским и имел впечатляющие для своего времени познания во всех областях науки. Отличался слабым здоровьем и рано умер.