Всадники на станции Роса
Шрифт:
Ну, я сказал: «Хорошо» — и ушел. С линейки ушел и хотел сразу на станцию идти, но уже поздно было, сумерки.
— И страшновато, — добродушно уточнил Алексей Борисович.
— Ну… да. Не потому, что вечер, я темноты не боюсь. Просто на станции стали бы спрашивать: куда один едешь ночью? В общем, я переночевал, а утром ушел. Хорошо, что чемодан был не на складе, под кроватью: я его как раз взял со склада, чтобы рубашку сменить…
— Никто не знал, что ты уходишь?
— Я Димке сказал, чтобы предупредил всех. Я рано ушел, на
*
На рассвете он проснулся, будто по сигналу. В окошке за черными соснами розовели клочковатые облака. Сережа неслышно оделся, подхватил чемодан и курточку, отодвинул на окне марлевую занавеску и прыгнул на песок.
Осторожно прошел он вдоль всего корпуса к самому крайнему окошку. У этого окошка в палате шестого отряда спал Димка.
Оконные створки были распахнуты. Видно, утренний холодок донимал Димку, и он завернулся в одеяло по самую макушку. Торчал только затылок с пшеничными растрепанными волосами.
— Дим, — позвал Сережа и лег животом на подоконник. Димка не пошевелился, лишь. волоски на затылке вроде бы насторожились, как маленькие антенны.
— Ди-ма!..
Димка откинул одеяло и сел. Поморгал. И внимательно, будто и — не спал, посмотрел на Сережу.
— Я ухожу. Домой уезжаю. Ты скажи вожатой… и всем, кому надо.
— Насовсем уезжаешь? — шепотом спросил Димка.
— Насовсем. Что ж теперь делать?
— Правильно, — серьезно сказал Димка. — Только жалко… Костя уехал, ты тоже.
— Что же теперь делать? — снова сказал Сережа.
— Я понимаю…
— Я тебе письмо напишу, — пообещал Сережа.
Димка растянул в улыбке свои большие губы.
— Ты длинное напиши, чтобы долго читать. Ладно?
И тут же насупился.
— Нет, не надо. Это письмо, наверное, тоже распечатают. Ну их!..
— Я так заклею, что никто не распечатает, — пообещал Сережа. — Ну, ты ложись, Спи, рано еще.
Димка кивнул, но продолжал сидеть.
— Спи, Дим… Укладывайся.
Димка лег на спину, но продолжал во все глазищи глядеть на Сережу. Сережа до подбородка натянул на него одеяло.
— Ну, я пошел.
Короткая хлесткая злость на начальника лагеря, на его «мушкетеров» обожгла Сережу. Он резко оттолкнулся от подоконника и зашагал к забору. Он успел еще заметить, что Димка снова сел и смотрит вслед. Но оглядываться не стал. Потому что все равно нужно было уходить. О том, что можно бы и остаться, он даже не думал.
Лагерь спал таким глубоким сном, что можно было никого не опасаться. Но все-таки Сережа не пошел к калитке; сторож мог и проснуться. Доказывай тогда, что Сережа не убегает, а просто уходит, потому что… В общем, сторожу трудно что-нибудь доказать.
Сережа пробрался сквозь колючки к забору. Серые головки репейника приклеились к брюкам, острый сучок разорвал штанину, Сережа отодвинул в заборе доску — открылась щель. От нее убегала тропинка…
*
— Да-а. Заварил ты кашу! — сказал Алексей Борисович. — И знаешь что, Сергей? Тебя будут обвинять в дезертирстве. Скажут, не уходить надо было из лагеря, а доказывать свою правоту, раз уж ты уверен, что прав.
— Кто скажет?
— Да кто угодно. Ребята. Или тот же начальник лагеря.
Сережа медленно покачал головой.
— Я не дезертир. Я не из-за трусости ушел. Просто противно стало. А доказывать там некому. Одни смеются, другим все равно. Ведь знают, что нельзя чужие письма читать, а молчат… А Тихон Михайлович тоже… Ну что я ему докажу? Он думает, что с ребятами что хочешь можно делать!
— Сейчас он так уже, наверное, не думает, — заметил Алексей Борисович,
Сережа осторожно поднял на него глаза.
— А вы… не думаете, что я дезертир?
— Нет, — сказал Алексей Борисович и почему-то нахмурился.
Потом он спросил:
— А почему этого Тихона Михайловича так разозлило письмо? Что ты там такого понаписал?
— Да ничего особенного! Вот посмотрите!
Он вытащил из кармана помятый конверт.
— Постой, Сережа. А откуда оно у тебя? Разве начальник вернул его?
— Физруку отдал. Ну… он меня тут догнал, уговаривал вернуться.
— Понятно. Это тот гражданин, с которым ты беседовал, когда я подходил к станции?
— Тот самый…,
— Так… Значит, можно почитать письмо?
— Читайте, пожалуйста.
Алексей Борисович вынул из конверта большой коричневатый лист в крупную клетку. И удивленно глянул на Сережу.
— А где ты взял такую бумагу?
— Да в лагере ее сколько угодно. Это такие конторские книги, мы из них отрядные дневники делали. А что?
— Да так, любопытно…
И он стал читать.
Сережа придвинулся и тоже стал перечитывать знакомые строчки.
Здравствуйте , папа, тетя Галя и Маринка!
У меня все в порядке. Здоровье хорошее. Один раз ногу подвернул на футболе, но уже прошло. Недавно мы ходили в поход с палатками. Только ночевать не стали, потому что вожатая испугалась грозы. А еще будет военная игра. Но, знаешь, папа, если по правде писать, то мне здесь не нравится. Сначала понравилось, потому что был хороший вожатый и костры были. Но он уехал. Теперь скучно. Хотел я подружиться с ребятами , только пока не получается. Я один раз сказку рассказал, чтобы интереснее было. А они смеются теперь. Знаешь, папа, лучше бы ты приехал за мной. Лучше бы мы с тобой и Наташкой поехали в твой заповедник, а то все только собираемся и собираемся. И никак не получается, чтобы вместе. А здесь даже и не порыбачишь, даже и не искупаешься как следует, потому что только залезешь и сразу обратно.