Всадники на станции Роса
Шрифт:
— Смотрите, Алексей Борисович, он траву ел! Говорят, если собака траву ест, значит, дождь будет.
— Да нет, едва ли. Это он просто с голоду. Я и сам готов подорожник жевать. А дождя не должно быть: небо вон какое хорошее.
В небе замерли желтовато-белые груды облаков, которые никогда не закрывают солнца и не грозят ненастьем. Ветра совсем не было. В прогретом воздухе стоял густой запах луга. Солнце припекало плечи.
— Придем к реке, искупаться можно будет, — мечтательно сказал Сережа.
Реки еще не было видно. Она лежала вровень с низкими берегами. Темные полоски прибрежных кустов и высокие травы закрывали воду. Лишь изредка пробивался вдали сквозь зелень синевато-стеклянный блеск.
Но вот кусты приблизились, расступились. Сразу же распахнулась перед путешественниками голубая вода с отраженными облаками. Нок бросился к песчаной полоске, ступил в воду передними лапами и принялся лакать с таким усердием, что внутри у него забулькало.
— Алексей Борисович, я окунусь, можно? — заторопился Сережа. — Мы с Ноком. На минуточку.
— Подожди-ка, дружище, — быстро сказал Алексей Борисович. Он смотрел вдоль берега. — Нам, кажется, повезло больше, чем я ожидал!
В сотне метров от них стояла на отмели баржа, а к ней приткнулся бортом крупный катер с белой рубкой и тонкой мачтой.
— Поднажмем, — сказал Алексей Борисович, и они «поднажали». Нок припустил за ними — по самой кромке воды, с плеском и брызгами.
— Точно, — отдуваясь, произнес Алексей
Борисович, когда различимы стали белые буквы на корме — «Азимут». — Ну, как здорово, честное слово!
По тонкой сходне они поднялись на баржу. Здесь пахло отсыревшей деревянной обшивкой бортов, сухими досками палубы и дегтем. Нок медленно переступал и повизгивал: нагретые доски обжигали лапы. «Не ходи босиком», — мельком сказал Алексей Борисович. Нок обиделся и ушел в тень высокого кормового люка.
Катер был ниже баржи. Алексей Борисович перегнулся через борт и позвал:
— Эй, на крейсере!
Из рубки выбрался широколицый веснушчатый парень и заулыбался.
— Володя! — воскликнул Алексей Борисович. — Ну, как я рад! Здравствуй… Сережа, это капитан Володя. Он прошлой весной снял меня с необитаемого острова, на котором я оказался из-за происков местных браконьеров. Я там почти сутки добросовестно играл роль Робинзона.
— Да вы и сейчас, мне кажется, товарищ Иванов, вроде Робинзона, — смеясь, проговорил Володя. — Хоть на что могу спорить, что до города транспорт ищете. Только не один вы сейчас Робинзон, а с Пятницей. Ага?
— Угадал. Насчет транспорта. А насчет Пятницы — это ты зря. Мы с Сергеем равноправные попутчики.
— Да я не к тому… Я про Пятницу вспомнил, потому что сегодня день-то как раз пятница.
— Ну-ну, вы опять путаете, мой капитан. Сегодня четверг.
— Вот уж тут-то я, товарищ Иванов, не путаю, — заупрямился Володя. — Я здесь стою как раз потому, что пятница. Витька, это наш новый моторист, взял на пятницу билеты в цирк, на семь вечера, а к семи нам не успеть. Мы на базу, в Решетниково, запчасти отвозили, да там нас проманежили. Вот он и побежал звонить в город девушке своей, чтобы не волновалась. Тут рядом водоразборная станция, а на ней телефон есть…
— Ч-черт, — сказал Алексей Борисович. — Как же это я? Неужели пятница? Сергей, что же ты молчал?
— Ну, Алексей Борисович, вы же не спрашивали, какой сегодня день. А разве обязательно надо, чтобы четверг?
— Да в том-то и дело. Я же в студенческом отряде корреспонденцию заказал, чтобы ребята написали про свою работу. Завтра они должны ее в редакцию привезти. Договорились, что обязательно завтра. А редакция в субботу не работает… Ах, братцы, старой перечницей я стал. Склероз.
— Да что вы, товарищ Иванов! — снисходительно утешил Володя. — Склероза у вас нет. Это у вас, извините, просто характер такой. Помните, когда я вас с острова снимал, вы там свою сумку оставили. Пришлось назад поворачивать… А я вам вот что посоветую. Вы сходите сейчас на водоразборку да звякните по телефону в колхоз, объясните, как и что.
— А вы подождете?
— А чего ждать? Это же рядом, шагов триста. Идите вниз по берегу, там деревянный дом да кирпичная будка. Увидите… А, вон Витька идет! Вить, работает телефон?
— Работает, — буркнул хмурый долговязый Витька. — Лучше бы не работал. — Она мне, знаешь, каких вещей наговорила…
— Ну, ничего. Может, еще успеем. Хотя бы на второе отделение. Только вот товарищ корреспондент сходит в колхоз, позвонит, и мы сразу врубим на всю катушку.
— Я бегом, — заторопился Алексей Борисович.
— Да вы не спешите, товарищ, — скучным голосом сказал Витька. — Мне лично по крайней мере спешить некуда. Раз уж она сказала, чтоб на глаза не показывался, это значит на три дня, не меньше.
— Да-а… — сочувственно протянул Алексей Борисович. — Ну, я все-таки поспешу. Ты, Сережа, подожди, я мигом. Кажется, кончаются наши приключения… Э, Сергей, да что с тобой?
А Сережа стоял с опущенными руками и всем своим видом словно говорил: «Ну, что же делать, если я такой никудышный, неудачливый, несчастный и бестолковый?»
— Что случилось, Сережа?
— Брюки-то я забыл, — шепотом сказал он. — Остались на скамейке. На спинке висят.
— Тьфу ты… Да ладно, Сергей! Неужели они тебе так уж нужны? Велики ведь они тебе. И порваны к тому же. Разве что клеймо интересное…
— Да не клеймо… Там же письмо в кармане осталось. Найдет кто-нибудь, читать будет.
— Досадно. Ну, в общем-то, что в нем особенного, в этом письме? Пусть читают!
— Там в кармане карточка. Мамина, — совсем тихо сказал Сережа.