Всадники на станции Роса
Шрифт:
Сережа опять рванулся.
— Не пойду я! Меня там люди ждут! Катер!
— Ты, адмирал! — сказал Пудра. — Глядите, парни, катер его ждет.
Остальные загоготали.
— Не волнуйся, деточка, — сказал Гутя. — За тобой в лагерь персональный самолет пришлют.
— Вы еще за это ответите, — пообещал Сережа . — У меня там чемодан. Если вам за меня ничего не будет, за вещи вы все равно ответите.
На Гутином лице мелькнуло сомнение. Но тут вмешался Пудра:
— А на кой
— Негодяи! — сказал Сережа с закипающей яростью и бесстрашием. — Точно!
— Ну, ты… — медленно произнес Гутя и пушистой головкой одуванчика ткнул Сережу в губы. А облетевшим стеблем стегнул его по носу. — За негодяев ты особо получишь, по первому разряду.
Сережа мотнул головой и сплюнул прилипшие семена.
— Все равно негодяи, — сказал он. — А кто вы? Хорошие люди, что ли?
— Ладно, тащите его, парни! — скомандовал Гутя.
Сережу рванули вперед. Он уперся пятками, но кожаные подошвы сандалий заскользили по траве. Сережа постарался зацепиться ногой за куст, но только зря расцарапал кожу.
Ну, почему так устроен человек? И не боится он, и боли особой не чувствует, а только злость, и плакать совсем не хочет, а слезы сами по себе закипают где-то в глубине и грозят вырваться. Они еще не очень близко были, эти слезы, но Сережа уже чувствовал их.
Вырываясь, он сказал сквозь сжатые зубы:
— Зря стараетесь. Ну, притащите в лагерь, а потом что? Все равно за мной сейчас придут. Алексей Борисович обязательно придет. И собака.
«В самом деле, — думал он, — не уедет же Алексей Борисович. Все равно искать будет. Только как он догадается, где я? И когда он в лагерь придет?»
Гутя злорадно объяснил:
— Пусть ищут. С собакой. Там для тебя отдельная комнатка приготовлена в изоляторе. Будешь сидеть, пока мам-папу не вызовут. А потом на линейке… Ну, в общем, ясное дело.
— Могут и галстук снять, — пыхтя, добавил Солобоев.
— Нет, — огорченно сказал Гутя. — Не снимут. В лагере нельзя выгонять из пионеров. А то бы запросто.
«Если запрут, могут и не сказать Алексею Борисовичу, что я в лагере. Тогда что?» — подумал Сережа. И рванулся так яростно, что его чуть не упустили.
| И задрожала земля, расступились кусты. — А ну не тррогагь! — послышался звонкий и грозный голос. |
|---|
Витька
— Ну, я так не согласен. Четыре километ ра его переть. Машина-то, небось, уехала, а мы вкалывай. Я не лошадь.
— Чичас он сам побежит, — вдруг сообщил Пудра. — Вы его только подержите.
Он отпустил Сережу (а Витька с Женькой вцепились в него еще крепче) и побежал к заросшей канаве. Мальчишки ждали. Сережа видел, как Пудра натянул на ладонь обшлаг рубашки и вырвал длинный, почти метровый стебель крапивы с темно-зелеными узкими листьями.
— Гады, четверо на одного, — сказал Сережа и даже удивился, что ничуть не боится. И слезы больше не грозили ему. Была в нем холодная, спокойная злость, только и всего. А Пудра улыбался большим ехидным ртом, помахивал крапивой и медленно подходил.
— Ну, побежишь? — спросил он.
— Попробуй только ударь, — сказал Сережа.
Пудра сильно размахнулся и стеганул его повыше колен. Сережа закусил губу, но не двинулся.
— Вы меня хоть огнем жгите, я вам подчиняться все равно не буду.
— Будешь, — протянул Пудра и хлестнул еще раз.
Неожиданно, то ли из книжки про разведчиков, то или еще откуда-то, вспомнились Сереже слова: «Если ударить противника под колено каблуком, можно сразу вывести его из строя…» И он без размаха, коротко, трахнул сандалией Пудру по ноге.
Пудра ойкнул, присел. Свободной ладонью зажал колено. Однако крапиву не выпустил. Глаза у него сузились, и он прошипел:
— Ну, чичас попляшешь… — И размахнулся.
— А ну, кончай! — сказал вдруг Женька Скатов и отпустил Сережу. Это было очень неожиданно, и Сережа пропустил момент. Ему бы рвануться из Витькиных лап — и был бы свободен. А он прозевал, и в следующий миг его руку перехватил Гутя.
— Ты чего? — спросил Гутя у Женьки.
— А ничего, — хмуро бросил Женька. — Мучаете человека. Чего он размахался? — Женька кивнул на Пудру. — Ему бы так…
— Ты, а меня крапива не берет. Я в нее могу без штанов прыгнуть. На спор, — сказал Гутя.
— Ну и болван, — отрезал Женька. — Все вы… Собаку еще погубить хотели, она-то при чем?
— А тебе жалко? — с досадой сказал Гутя. — Она бы тебе ноги пообглодала.
— А мне чего их глодать? Я, если б знал, с вами бы не связался… Обождите, я еще скажу в лагере, как вы его мучили…
Он вдруг повернулся, пролез через кусты и зашагал к дороге.
— Во изменник! — сказал Пудра, все еще держась за колено.
— Ему же хуже будет, — сказал Гутя.
— Хуже всех будет вам, — пообещал Сережа. — Вы еще вспомните…
— Ой, страшно. Он сейчас маму позовет, — прохихикал Витька Солобоев. Сережа напряг плечи и сжал кулаки — кулаки-то у него были свободны. И Пудра, глядя на него, вдруг проговорил: