Всадники
Шрифт:
Через три недели он устроился в рекламное агентство ”Media masters” копирайтером и сменил Люберцы на Марьино. Некое подобие стабильности позволило задуматься о продолжении писательской карьеры. И вот тогда Эдуард заметил, что лучше всего писать у него получается о том, что он сам пережил. Не откровение для писателя, но проблема была в том, что проживаемое он описывал неплохо, его рассказы брали в литературные журналы вроде «Юности» или «Дружбы народов», а вот выдумывать получалось скверно. Там, где надо было включать фантазию, текст у Желтухина стопорился, и муза его покидала.
Писательская слава мимолетна: проходит пара месяцев, и тебя – даже
Эдуард познакомился с Олей на каком-то фуршете-презентации новой книги маленького издательства, которое через пару лет купило издательство-монополист и превратило в одну из своих «младших» редакций.
Оля тоже была младшим редактором. Первое, что увидел Желтухин при знакомстве, были Олины пальцы с искусанным маникюром, первые схватившие пирожок с подноса, к которому тянулся Эдуард. Он провел глазами по фигуре воришки: черные кожаные сапоги на низком каблуке, ажурные дымчатые колготки, длинный и немного потрепанный вязаный темно-синий свитер, маленькая грудь, лицо без макияжа. Губы бледные, тонкие и обветренные, под нижней – раздражение, нос аристократически тонкий, впалые щеки, глаза с прищуром, зеленые, умные и в круглых очках. Голова мытая, волосы русые, разделены пробором и собраны в пучок.
– Простите, Эдуард, это я от стресса: моя первая книга.
– Вы меня знаете? – поразился Желтухин.
– Ну конечно: «Бурые стены». Я тоже из уральского городка, у нас, правда, такой жести не было, может потому что я девочка.
– То есть это вашу подопечную презентовали? – сменил тему Эдуард. – Ну, за это надо выпить!
Оля слегка зарделась и потянулась за бокалом.
Судя по описанию, книга подопечной была какая-то муть. Автор на презентации обещала «аллегорически бичевать юнгианские архетипы и фрейдизм современного общества через историю глубокой личной травмы». Желтухин по одной подводке понял, что слушать ему это не хочется, но знакомые пригласили, а желание пирожков и вина на фуршете пересилило. Но презентация продолжалась полтора часа, и Эдуард уже через десять минут понял, что появление на ней было ошибкой. А теперь он понял, что Оля тоже станет ошибкой, ему хотелось почему-то впиться в эти бледные тонкие губы и узнать, что там под растянутым синим свитером. Ему всегда нравились умные, слегка неряшливые ботанички, таких почти не было в его бурых стенах.
В две тысячи одиннадцатом году из уст человека, не связанного с психологией, еще редко можно было услышать слова вроде «созависимость» и «токсичные отношения», осознанностью тоже почти не баловались. Все это услышал и понял Эдуард гораздо позже, а тогда с Олей у них случился, как говорят, «бурный роман».
Все как-то было неровно, негладко, с вечными ссорами и обидами. Он смеялся над бичеванием юнгианских архетипов и говорил, что это словоблудие, а Оля воспринимала все эти буквопродукты всерьез, кивала, соглашаясь с авторами, и морщила лобик на особо заумных изречениях. Эдуард был не дурак выпить и покурить, а она не переносила запах табака и употребляла бокал вина раз в полгода. Желтухин мог посмотреть боевик с Уиллисом, а она предпочитала артхаус и Годара. Ему нравился рок, а ей – танго. Он любил сзади, а ей вечно было больно и неудобно.
Они ругались, кричали, мирились, расходились по углам и, кажется, действительно любили друг друга. В минуты примирений она обхватывала его плечи, целовала в блондинистую макушку и говорила, что он «автор ее главных строк». Эдуард же отвечал с нежностью, что своим появлением она «отредактировала его жизнь».
Работа копирайтером давала какие-то деньги на существование, а буря эмоций от романа и последовавших гормональных качелей дали толчок новому творчеству. Эдуард с энтузиазмом засел за новую книгу, задуманную в жанре магического реализма в декорациях русской провинции, строчил ночами, запустив руку в шевелюру, рисовал сценарные схемы и заполнял карточки персонажей, но… Запала хватило буквально на два-три месяца. Желтухин физически чувствовал, как его обгоняют молодые и дерзкие конкуренты из провинции реальной, у которых и с фантазией было лучше, и писали они быстрее, и имели подвешенный для выступлений на книжных ярмарках язык. Решать проблему нужно было неким радикальным способом.
4. Не верю
В тот вечер Оля пришла к нему довольно поздно, усталая: на работе что-то не ладилось с юнгианством в последнее время.
Он чмокнул ее, терпеливо дождался, когда она рассядется на кухне, сделал ей чай, а потом присел рядом, налил себе вина, посмотрел в глаза и сказал:
– Нам надо поговорить.
Оля фыркнула и утомленно ухмыльнулась, но быстро осеклась, увидев, что он говорит серьезно.
– Так, не нравится мне такое начало. О чем? Не смей меня бросать, а то я тебя брошу, – она попыталась свести все в шутку.
– Знаешь, я тебя люблю…
– Но?
– Но мы постоянно ругаемся. Никогда ни в чем не можем согласиться. Вот позавчера только, когда я просил со мной фильм посмотреть…
– Я такое не люблю, ты знаешь. Зачем меня насиловать?
– Да дело не в этом. Я же хочу с тобой провести время, но ты не готова идти на компромисс.
– Я тоже с тобой хочу провести время. Но почему мы не можем делать то, что обоим интересно?
– Оля, проблема в том, что мы всегда делаем только то, что тебе интересно. Я и говорю про компромиссы. И ты не хочешь пробовать ничего. Сколько я тебя упрашиваю…
– Ты опять об этом? Меня достала твоя озабоченность и зацикленность!
– Я тебя не прошу делать ничего извращенного! Это все делают, и только ты почему-то… Знаешь, я регулярно из-за этого чувствую себя неудовлетворенным! – Эдуард начал закипать.
– Ну и подрочи! Если ты меня так любишь, как говоришь, – не будешь заставлять делать то, что я не хочу!
Эдуарду захотелось одновременно поцеловать, обнять, затрясти за плечи и ударить эту женщину.
– Вот опять! Только то, что ты хочешь!
– Эдуард, я требую, чтобы ты говорил со мной нормальным тоном! Я этого заслужила, я твоя девушка.
– Фя тфая дефуфка, – он передразнил ее зло.
– Очень взросло.
– Знаешь, в чем проблема? Ты вызываешь во мне такие эмоции!
– Как интересно! А как же «отредактировала твою жизнь»?
– А как же «автор твоих главных строк»? Что, автору-то хоть раз нормально дать не можешь?
Она уронила голову в руки и зарыдала.
– Не верю! Не верю, что ты так со мной можешь говорить. Все твои рассказы про любовь…