Все, чего ты желаешь
Шрифт:
— Да, — сказала она, и у нее сразу закружилась голова. Она постаралась следовать придуманному ею сценарию. — Мне надо с тобой поговорить. Нужна твоя помощь.
— Конечно, — ответил Адам. — Давай прогуляемся? Мне не помешал бы глоток свежего воздуха.
— Хорошо, — согласилась Хейвен, надеясь, что на морозе почувствует себя более сосредоточенной.
Они направились к двери. В этот миг мальчишка вновь вырвался на волю. Молниеносным движением Адам выбросил руку вперед и схватил непоседу за ворот свитера. Ребенок замер на месте.
— Привет, — Адам опустился на колени. — Ты куда собрался? — поинтересовался он.
— На
Мальчик тяжело и глубоко дышал, будто попал под действие гипноза. Он не отрывал взгляда от Адама.
— Спасибо, что поймали моего сынишку! — проговорила подбежавшая мать.
Она была старше большинства родителей, собравшихся в приемной. Женщина явно была избалована успехом. Похоже, ее усмирил этот поздний ребенок.
— Не за что, — буркнул Адам. Он решил посвятить свое время исключительно мальчику. — И что же ты хотел увидеть на улице? — продолжал он.
— Птичек, — сообщил тот. Он обрадовался тому, что наконец нашелся человек, который воспринял его всерьез. — Я заметил в парке черноногую моевку. А они очень редкие, понимаете?
— Да. Ты всегда любил птиц, Иеремия?
Мать уже раскрыла рот для ответа, но Адам прижал палец к губам.
— Иеремия? — поторопил он мальчика.
— Когда наблюдаю за птицами, я успокаиваюсь.
— Значит, у тебя очень напряженная жизнь?
Хейвен с трудом удержалась от смеха, но поняла, что Адам не шутит.
Мальчик помрачнел.
— Я работал инженером-биологом в… — Он вдруг умолк и сдвинул брови. — В одном институте в Бостоне.
— И как там все обстояло?
— Мне хотелось делать что-нибудь хорошее. Но то, что я придумывал, отдавали богачам.
— А, вот оно что. Сильная нервная нагрузка. — Адам встал, выпрямился и дал знак секретарю. — Иеремию следует пропустить первым, — сказал он подбежавшему клерку.
— Правда? Спасибо вам огромное!
Всякий, кто увидел бы в этот момент мать Иеремии, решил бы, что ее сын только что крупно выиграл в лотерее.
— Вам спасибо, мадам, — отозвался Адам, снимая пальто с вешалки у дверей. — У меня возникло такое чувство, что мы теперь будем часто видеться с Иеремией. А сейчас прошу прощения. — Он толкнул створку парадных дверей и пропустил Хейвен вперед. — Полюбуемся черноногой моевкой?
Очутившись на крыльце дома, в котором размещалось Общество «Уроборос», Хейвен обвела взглядом Грамерси-Парк. Как обычно, его дорожки пустовали, и никто не сидел на скамейках. Сад являлся частной собственностью, его окружала чугунная ограда, и уже более полутора столетий обычным ньюйоркцам вход сюда был воспрещен. В центре парка возвышалась одинокая статуя Эдвина Бута — актера, брат которого убил Авраама Линкольна. Каменный Эдвин был словно заперт на века в живописной клетке. Хейвен знала скульптуру в двух разных жизнях и надеялась, что больше с ней встречаться не придется. Увы.
Адам первым спустился по ступеням.
— Нам не обязательно быть именно здесь, — сказал он. — Может, погуляем где-нибудь еще?
Хейвен растерялась. Когда она в последний раз ходила по Грамерси-Парку, в Нью-Йорке царило лето, и на деревьях зеленела густая листва. Прохожие останавливались у садовых решеток и любовались цветами. А сегодня никому не хотелось даже смотреть на это унылое, замерзшее место.
— Нет, — ответила она. — Лучше уж парк.
Перейдя узкую улицу, Адам вытащил из кармана пальто ключ и отпер ворота.
— А у тебя замечательный перстень, — отметил Адам. — Наверное, старинный. Я прав?
Ужасное начало. Почему она не сняла подарок Йейна?
— Верно, — выдавила она и натянула перчатки. — Но я за него чересчур дорого заплатила.
— Оно стоит любых денег, — сказал Адам. — Камень такого же цвета, как твои глаза.
— Спасибо… — поблагодарила Хейвен, лихорадочно думая, как бы ей сменить тему. — А с каких пор в Общество начали принимать детей? — поморщившись, спросила она.
— Примерно десять лет назад, — ответил Адам. — И это вполне логично, не так ли? В детстве люди способны вспоминать свои прежние реинкарнации. А с возрастом они все забывают. Поэтому надо записывать их истории как можно раньше.
— А сколько лет тем малышам, которых вы принимаете в Общество? — продолжала Хейвен.
— Им всем девять.
— Почему?
Адам чуть смущенно улыбнулся.
— Думаю, число имеет чисто сентиментальное значение. Тебе исполнилось девять, когда я разыскал тебя в нынешней жизни. На самом деле ты меня вдохновила.
— Как лестно, — буркнула Хейвен. — И вы открыли нечто вроде академии для своих маленьких новобранцев?
— Естественно. Им нужно особенное обучение, — объяснил Адам. — В обычной школе им скучно. Нельзя требовать от ребенка, который в прошлом воплощении конструировал космические шаттлы, слушать занудного учителя. К чему ему уроки про деление в столбик или орфографические правила? Но почему ты спрашиваешь?
— Да просто пытаюсь поддержать разговор, — пробормотала Хейвен.
— А, понятно.
Беседа застопорилась. Хейвен притворилась, что очарована парком, хотя деревья стояли голые, а трава пожухла. Кое-где еще лежал снег. На Хейвен вдруг повеяло не то болотными кочками, не то могильной землей.
Когда за забором показался особняк из красного кирпича, от страха у нее подогнулись колени. И не скажешь, что ее спутник — обаятельный, красивый юноша, повинен в чудовищных преступлениях! Но дом из красного кирпича служит тому неопровержимым доказательством. Порой Хейвен не могла заснуть по ночам, а перед ее внутренним взором разворачивались ужасные картины. Верхний этаж представлял из себя своеобразный музей. Там были собраны предметы из многих жизней Хейвен. Адам копил их веками. В комнатах хранились платья, украшения, потрескавшиеся от старости снимки. А в деревянном шкафу Адам держал шесть мумифицированных тел. Все они принадлежали женщинам, которыми некогда являлась Хейвен. Девушка знала: если она будет неосторожна, ее ожидает подобная участь.
— Хейвен?
Услышав голос Адама, она вздрогнула. Что, если он прочел ее мысли?
— Прости, — отозвалась она и поразилась тому, как легко ее губы тронула фальшивая улыбка. — Стараюсь найти ту птицу, про которую говорил тот мальчуган. А что случилось?
— Ничего важного, — ответил Адам. Он оглянулся на нее и застыл на дорожке.
Хейвен пришлось сделать несколько шагов, прежде чем она с ним поравнялась.
Когда она приблизилась к Адаму, он не шевелился, деловито скрестив руки на груди. Вечерело, и его бледная кожа приобрела голубоватый оттенок, а губы стали багрово-красными. Контраст был настолько велик, что Хейвен вспомнила о старинных фотографиях, подкрашенных ретушерами.