Все, что блестит
Шрифт:
Я и не думала, что смогу с аппетитом поужинать в этот вечер, но чудесный спектакль, поставленный Полем, был таким изысканным и романтичным, что мрачные мысли незаметно улетучились. Наверное, он давно спланировал все это и держал на тот случай, когда понадобится отвлечь и успокоить меня.
Летти приготовила на горячее дикую утку с хрустящей корочкой. А на десерт мы ели «плавающий остров» с клубникой и нашим ароматным кейджунским кофе. За ужином Поль был полон очарования и постоянно смешил меня. Он явно изучил сражения гражданской войны, в которых участвовал его предок Вильям Тейт. Как актер, который месяцами репетировал свою роль, он ни на секунду не выходил из образа: напевал куплеты времен Гражданской войны, говорил о взятии Нового Орлеана армией янки и о ненавистном генерале Батлере, чье лицо было нарисовано внутри горшков, которые прославились как горшки Батлера.
Он так забавлял меня, что не было времени вспоминать визит Жизель и те ужасные вещи, которые она наговорила. К тому моменту, когда мы с Полем закончили ужин, я уже весело смеялась, счастливая и умиротворенная. Он предложил мне свою руку и проводил в патио, где мы еще посидели после ужина, душевно беседуя и глядя на звезды.
«Сто лет назад, – подумала я, – офицер-конфедерат и его дама точно так же смотрели на это небо, и те же самые звезды мерцали им с высоты. Сто лет совсем немного для звезд, гораздо меньше, чем секунда для нас. Как мы малы и ничтожны перед лицом Вселенной, – думала я. – И мы, и все наши великие проблемы».
– Пенни за твои мысли, – сказал Поль.
– Мои мысли так ценны для тебя?
– Так ценны, что деньги не могут быть эквивалентом. Поэтому я символически предложил пенни.
– Я просто думала о том, как мы малы перед звездами.
– Попросил бы не обобщать, мадам. Видите вот ту звезду, которая сияет ярче других?
– Да.
– Вот она так сияет, потому что завидует яркому свету, который сегодня ночью излучает ваше лицо. И где-то на другой планете, вроде нашей, двое других смотрят сейчас на свое ночное небо и видят сияние ваших глаз, блеск ваших губ и думают, как мал их мир.
– О Поль, – вымолвила я, тронутая его словами.
– Вильям Генри Тейт, – поправил он и наклонился вперед, чтобы коснуться моих губ легким поцелуем, таким нежным и быстрым, словно меня поцеловал прохладный ветерок с залива. Но когда я открыла глаза, его лицо еще было рядом.
– Я не могу быть счастлив, когда ты страдаешь, Руби, – прошептал он. – Тебе немного лучше теперь?
– Да, – ответила я.
Я слышала, как прозвучали мои слова, чувствовала, как дрожит тело. Задушевность, вино, чудесная еда наполнили меня теплым трепетом. Ночь, звезды и даже воздух, которым мы дышали, – все было в сговоре против той моей частицы, которая еще боролась, напоминая, как я близка к тому, чтобы сдаться.
– Хорошо, – проговорил Поль и коснулся губами моего лба, поцеловал закрытые глаза, нос, уголок рта.
Дрожь, появившаяся в груди, перешла на шею, куда скользнули его губы. Я ахнула и отодвинулась.
– Я устала, – быстро заговорила я. – Думаю, мне надо идти.
– Конечно. – Он поднялся, когда я встала.
– Спасибо, сэр, – сказала я улыбаясь, – за удивительный вечер.
– Возможно, когда окончится война, мы повторим это, – ответил он, – в обстановке, более соответствующей вашей красоте и вашему положению.
– Это было чудесно, удивительно, – повторила я. Он кивнул, я повернулась и пошла в дом, сердце мое готово было выскочить из груди. Казалось, будто я действительно попрощалась с кавалером, который ухаживал за мной и в которого я все больше и больше влюблялась.
Молли выключила свет во всем доме. Миссис Флемминг покормила Перл и уложила ее спать. Я стремительно взлетела по ступеням к себе в комнату, прислонилась к дверному косяку и постояла так с закрытыми глазами, с трудом переводя дыхание, кровь стучала у меня в висках.
Наконец я оторвалась от двери, подошла к туалетному столику и медленно выскользнула из старинного платья, внимательно разглядывая себя в зеркале. Потом распустила волосы, и они волной упали на плечи и шею, онемевшую от его поцелуя. Я не могла унять дрожь в теле и то томление, которое, как я наивно полагала, сумею подавить усилием воли. Дыхание мое участилось, пока я раздевалась, снимая трусики и расстегивая лифчик. Голая, я окинула себя пристальным взглядом в зеркале, воображая, как галантный офицер-конфедерат подходит ко мне сзади и сжимает руками плечи, а я поворачиваюсь, и наши губы встречаются…
Наконец я выключила свет и забилась под одеяло, наслаждаясь прохладным прикосновением белья к разгоряченной коже. Нежные слова Поля еще звучали в моих ушах. Я лежала, думая о звездах и мечтая. Я не слышала, как открылась дверь смежной комнаты, и он тихо подошел к моей кровати. Я поняла, что он рядом, когда вдруг почувствовала тепло его тела и мягкое прикосновение губ к моей шее.
– Поль.
– Это – Вильям, – тихо сказал он.
– Пожалуйста, не надо… – начала я, но слова замерли у меня в горле.
– Мадам, на войне время – роскошь. Если бы мы встретились и полюбили друг друга до или после, я бы провел недели, месяцы, ухаживая за вами, но утром мне предстоит вести свои войска в жестокий бой, из которого многие не вернутся.
Я стремительно повернулась, и в это время его руки сжали меня в объятиях, и он припал к моим губам. Это был долгий, жаркий поцелуй. Он прижимал меня к своей груди, медленно раздвигая мои ноги, и я вдруг почувствовала, как его мужская плоть нежно проникает в меня.
Я отрицательно замотала головой, но его губы уже скользили по моей шее, и их прикосновение сломило мое сопротивление. Я откинулась на подушку, а он уже нежно ласкал языком мои набухшие соски, вызывая дрожь во всем теле. Мне почудилось, что за окном я слышу конское ржание и нетерпеливый перебор копыт по камням.
– Я тоже могу не вернуться, мадам. Но если смерть готовится призвать меня к себе, то ее ждет разочарование, ибо на моих устах будет ваше имя, а перед глазами – ваше дивное лицо.