Все, что блестит
Шрифт:
– Нет, – слабо выдохнула я и прошептала: – Вильям.
Когда он вошел в меня, я охнула и заплакала, но он опять нежно и страстно завладел моими губами. Мы двигались в медленном ритме, который становился все быстрее и быстрее, пока мы не достигли вершины экстаза, который заставил меня застонать.
Потом мы лежали друг подле друга, ожидая, пока восстановится наше дыхание. Тогда он поднялся с кровати, повернулся и сказал:
– Благослови вас Господь, мадам. – Скользнул в темноту к двери и исчез.
Я закрыла глаза. Внутренний голос в муках и панике обличал мой грех и зло, гневно клеймил проклятьем
Мне послышался звук пушечных выстрелов вдали, и я медленно села в постели. Казалось, что по двору цокает кавалерия. Раздвинув шторы, я выглянула. Вспышки болотного газа, стелющегося по поверхности каналов, действительно напоминали грохот пушек. Вдали, за силуэтами ив, чудились фигуры всадников. Но вот уже солнце раздвинуло покров темноты своими первыми лучами и возвратило сны на небеса – до следующей ночи.
Я вернулась в постель и лежала без сна, пока не услышала, как заплакала Перл, а миссис Флемминг поспешила к ее колыбельке. Тогда я встала и оделась, чтобы предстать перед реальностью нового дня.
Когда я спустилась с миссис Флемминг и Перл, Поль сидел за столом, пил кофе и читал газету. Он захлопнул страницы, быстро сложил их и улыбнулся.
– Доброе утро. Все хорошо спали?
– Маленькая спала всю ночь, – сказала миссис Флемминг. – Никогда не видела такого спокойного ребенка. У меня такое чувство, что я краду у вас деньги за то, что ухаживаю за такой безупречной малышкой.
Поль засмеялся и внимательно посмотрел на меня. Он выглядел свежим, отдохнувшим и полным жизненных сил. На лице – ни малейшего следа угрызений совести.
– Я думал, что ночью будет дождь. Ты слышала раскаты грома у залива?
– Да, – ответила я. По тому, как он улыбался и говорил, можно было подумать, что мне приснилось все происшедшее между нами. Может, действительно приснилось?
– Я сам отрубился, – обратился он к миссис Флемминг. – Спал, как бревно. Думаю, из-за вина. Но чувствую себя отдохнувшим. Итак, какие у тебя планы на день, Руби? – спросил он меня.
– Попозже приедет твоя сестра, чтобы показать журналы с подвенечными платьями и нарядами для молодых жен. А вообще я собираюсь поработать в студии.
– Хорошо. Мне надо съездить в Батон Руж, вернусь только к ужину. Ах, – вскрикнул он, когда Молли принесла нам яйца и овсянку, – сегодня я умираю от голода. – Он одарил меня улыбкой, и мы принялись за завтрак.
После завтрака я поднялась к себе в студию, а перед самым уходом Поль зашел ко мне попрощаться.
– Жаль, что меня не будет почти весь день, – сказал он, – но нефтяной бизнес не может ждать. Угадай, сколько денег я положил на наши счета?
Я покачала головой, не глядя на него, не отводя глаз от мольберта.
– Мы – мультимиллионеры, Руби. Нет ничего недоступного ни для тебя, ни для Перл, и…
– Поль, – сказала я, резко повернувшись, – деньги, сколько бы их там ни было, не могут облегчить мою совесть. Я знаю, что ты пытаешься сделать вид, будто ничего не произошло, но факт остается фактом, мы нарушили прошлой ночью данные друг другу обещания. Мы ведь поклялись с тобой, помнишь?
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, улыбаясь. – Я лег вчера ночью в постель и полностью отрубился, именно так. Если тебе что-то приснилось…
– О Поль…
– Не надо, – проговорил он, умоляя меня взглядом, и я поняла, что пока буду играть в эту игру, он сможет жить тем, что произошло. Потом он улыбнулся: – Кто знает, что – реальность, а что – нет? Вчера ночью кто-то проехал на лошади по нашему поместью, прямо по недавно засеянному газону. Пойди посмотри сама, если хочешь. Следы все еще там, – закончил он и поцеловал меня в щеку. – Нарисуй что-нибудь… из твоего сна, – предложил он и вышел.
«Могла ли я сделать то, что он просил… вообразить, что все это был сон? Если нет, то вряд ли полажу со своей совестью, и мне с Перл придется уехать, – подумала я. – Поль так привязался к ней, а она к нему. Какие бы грехи я ни совершила и не совершу еще, я даю Перл любящего и заботливого отца.
Заглушу сомнения, преследующие меня, и попробую сделать то, что предложил Поль… нарисовать нечто, живущее во мне». Я увлеченно работала, воспроизводя на холсте рожденный моим воображением зловещий болотный пейзаж. Из-за мохнатых кипарисов как призрачные тени, склонив головы, выступали фигуры кавалеристов-конфедератов. Они возвращались из боя, ряды их сильно поредели. Из-под лошадиных ног вздымалась пыль, а на ветвях раскидистых дубов печально таращили глаза совы. На дальнем плане виднелись затухающие огни костров, и небо от них казалось кровавокрасным в чернильной темноте ночи. Я воодушевилась и решила, что создам целую серию картин, отражающих этот роман. На следующем полотне я изображу даму офицера, ждущую на балконе дома на плантации, отчаянно высматривающую его среди тех, кто возвращается с поля брани после ночи смерти и разрушения. Я так погрузилась в свою работу, что не слышала, как Жанна поднялась по лестнице, и не смогла скрыть недовольства, что мне помешали.
Но она была так взволнована предстоящей свадьбой, что я почувствовала себя ужасно, что огорчила ее.
– Не обращай на меня внимания, – сказала я, увидев, как вытянулось и помрачнело ее лицо в ответ на мою реакцию. – Так увлеклась своей живописью, что забыла про время и место. Дом мог бы охватить пожар, а я бы и не заметила.
Она засмеялась.
– Давай показывай журналы с платьями. – И мы провели остаток дня в разговорах о дизайне и цветах. У нее было полдюжины кандидатур на роль подружки невесты. Мы обсудили маленькие подарочки, которые она приготовит для каждой из них и их кавалеров, а потом она рассказала о планах матери относительно приема.
Пока мы болтали и обсуждали все эти трогательные мелочи, росло мое сожаление о том, что у меня самой не было настоящей замечательной свадьбы. Жанна, будто почувствовав мое настроение, сказала, как все сожалели, что мы с Полем просто соединились, не дав им возможности устроить такой же прекрасный праздник.
– Что вам нужно сделать – так это пожениться еще раз, – возбужденно предложила она. – Я слышала о парах, которые так поступали. Сначала они устраивали церемонию для себя, а потом для друзей и родственников. Разве не здорово было бы?