Все, что блестит
Шрифт:
– Это ведь только вопрос времени. Надеюсь, смерть твоей сестры не особенно расстроит намеченные тобой планы. Я знаю, как важен для тебя твой календарь светской хроники.
Про себя я думала, что Жизель заслужила эти упреки, но держала язык за зубами, хотя мне все равно было больно. Последний телефонный разговор она завершила так: «Не знаю, почему мой брат не требует, чтобы ты привезла Перл домой, где ей место, но думаю, ему следует это сделать».
Как могла я ей сказать, что Поль не может настаивать на возвращении в дом ребенка,
– Побеспокойся о себе, Тоби. По-моему, тебе есть чем заняться, – огрызнулась я и закончила разговор.
На сердце было тошно после этого, и, когда я рассказала все Бо, он печально кивнул.
– Пройдет время, и страсти улягутся, – предрекал он, но мне от этого было не легче.
– Мне иногда кажется, что я попала в паутину, Бо. Чем яростней я пытаюсь освободиться, тем больше запутываюсь.
– Скоро все это кончится, и мы займемся своей жизнью. Вот увидишь, – заверил он, однако у меня такой уверенности не было. Жизнь давно доказала, что способна на разные выверты, когда мы меньше всего этого ожидаем.
Через два дня произошел именно такой случай. Я неплохо играла роль своей сестры перед ее друзьями и приятелями, оттолкнув их от себя, и держалась подальше от ее поклонников. Вряд ли кто-то из них способен был заметить разницу. Конечно, никто и не ожидал такой подмены. Да и кому бы захотелось стать такой, как Жизель?
Я же мечтала, что со временем, постепенно, изменю характер своей сестры настолько, чтобы он походил на мой собственный, и мы с Бо даже переедем в другое место, может, другой город, и начнем новую жизнь без всякого обмана.
Я работала в студии, когда в дверь постучал Обри и сообщил, что ко мне пришел посетитель. Прежде чем я успела спросить, кто это, за ним появился Брюс Бристоу. Муж моей мачехи выглядел так, будто постарел на много лет, с тех пор как я его видела в последний раз. Его темно-каштановые волосы тронула седина, виски стали совсем седыми, а под глазами легли темные круги. Он сильно похудел, ссутулился, лицо осунулось, некогда игривые глаза глубоко запали, на нем был мятый замусоленный костюм, галстук – весь в пятнах, обтрепанный ворот рубашки расстегнут. На левой щеке – следы недавней драки. Он стыдливо улыбнулся и вошел. Воздух тут же наполнился запахом перегара.
– Пытаешься выдать себя за свою сестру? – Он рассмеялся. Теперь, когда он подошел ближе, я увидела, как налиты кровью его глаза, и поняла, почему он едва ворочает языком.
– Ты пьян, Брюс. Немедленно убирайся, – приказала я.
– Не т-так б-быс-тро, – сказал он. Какое-то время он стоял, шатаясь, то закрывая, то открывая глаза. – Ты и твой муш-ш, может, думаете, что вы такие ушлые, но лучше вам выслушать меня, прежде чем вы примете решение, о котором пожалеете.
– О решении вышвырнуть тебя из нашей жизни я никогда не пожалею, – выпалила я, и, поскольку это полностью соответствовало действительности, слова прозвучали так злобно, как если бы это сделала сама Жизель.
Он резко дернул головой, но опять нагло ухмыльнулся.
– Итак-к, что же ты т-тут делаеш-шь? – Он, не мигая, смотрел на полотно. – Ты же вообще не умеешь рисовать. Ты же – сестрра без таланта, помнишь-шь? – Он разразился резким хохотом и едва удержался на ногах, ухватившись за спинку стула.
– Я помню, как я тебя презирала. Когда умер мой отец, ты, как пиявка, прилип к семье, чтобы отсосать что можно. Но теперь с этим покончено, и что бы ты ни сказал, как бы нас ни запугивал, обратного пути для тебя нет. Теперь уходи, пока не вернулся Бо.
Его улыбка стала шире, и в уголках губ показалась слюна.
– Ты не всегда так стремилась отослать меня, – сказал он, придвигаясь ближе. Я отступила в сторону, все еще держа в руке кисть, как меч, разделяющий нас. Мгновение он бессмысленно смотрел на меня, моргая глазами и усиленно пытаясь сфокусировать свой взгляд. Потом опять покосился на полотно.
– Што-то не ош-шень расстроена, што сестре так плохо, – пробормотал он.
– А мне-то, собственно, что? Она бы очень расстроилась, если бы я оказалась в больнице?
– Ты знаешь, что расстроилась бы, – тихо ответил он и на секунду прикрыл глаза. Потом резко открыл их, как будто какая-то мысль достучалась в его затуманенный мозг. – Что-то ты на себя не похожа. – Он опять посмотрел на полотно. – Эт-то слишком хорошо для тебя. Это тут раньше было?
– Да.
– Я так и думал. Хочу сказать, подумал так. – Он еще раз ухмыльнулся, а потом посерьезнел, насколько это было в его силах, стараясь поправить галстук и принять надлежащую позу. – Я хочу, чтобы ты помогла мне убедить Бо проявить больше здравого смысла относительно наследства семьи. Мне известны кое-какие махинации Дафни с налогами, и я собираюсь обратиться в правительство и разоблачить их, – пригрозил он.
– Давай, иди. Руки-то у тебя тоже нечисты, не так ли? Ты только разоблачишь себя, каким ты был и кем, вероятно, остался.
Он доверительно понизил голос:
– Да-а, но ведь ты знаешь, как бывает, когда кто-то предоставляет улики государству. Это смягчает его судьбу. Я уж позабочусь, чтобы на это имение наложили колоссальные штрафы. Каково тогда будет тебе и твоему великосветскому муженьку, ха?
– У нас все будет в порядке. Убирайся, Брюс, пока я не велела Обри вызвать полицию.
Он насмешливо повел глазами.
– А если я расскажу твоему мужу о том, как навещал тебя, когда ты принимала пенистую ванну? Помнишь, как я тер тебе спинку, делал массаж, а потом…
– Я ему уже все рассказала, – выпалила я. Он тупо уставился на меня.
– Я тебе не верю.
– И не надо. Мне плевать. Убирайся, и все.
Моя решимость и отсутствие страха раздражали его и сбивали с толку.
– Я забрал отсюда кое-какие бумаги. Предупреждаю вас обоих. Я могу обосновать свои обвинения.