Всё, что нужно для счастья

Стасина Евгения

– Спасибо, обойдусь. Тем более что они старые, - целый месяц ношу, и дай бог, чтобы грязь отмылась. Я пять тысяч за них отдала, а для штатного сотрудника загибающейся газетёнки, ещё и недавно купившего себе квартиру, это, между прочим, приличные деньги!
– Вон, Соньку неси, она точно не откажется.

– Да! Я хочу! На спине, можно?

– Можно, - отвечает ей, а сам на меня смотрит, насмешливо выгибая бровь. Правда, недолго, ведь последнее авто уже погрузили и теперь сонные путешественники стройным рядком тащат свои задницы на паром.
– Прыгай тогда.

– А чай?

– Потом допьёшь.

Тётя Вася тебе ещё остудит.

Кто бы сомневался. Забираю у малышки термос, торопливо закручиваю крышку и, с трудом поспевая за бодро шагающей троицей - а мой пёс теперь только и делает, что тенью следует по пятам за своим тёзкой - мчусь взглянуть в глаза своему страха. Двум страхам, потому что и тут Макс прав - хана моим кроссовкам. Зря, может, от помощи отказалась? Сонька вон, чистенькая, стоит на барже и машет мне рукой, чтобы поторапливалась.

– Давай, Васён, быстрее, - и папа её не отстаёт. Руки в карманы джинсов сунул и теперь с интересом следит, как я скачу, словно заяц, стараясь добраться до них с наименьшими потерями. Хоть бы доски какие кинули! Подошва вязнет в тёмной жиже, и чтобы оторвать её от раскисшей земли, приходится приложить усилие.
– Ещё непоздно попросить о помощи...

– Не дождёшься! Я без тебя справлюсь, понял?
– осталось-то метра два. Сейчас сделаю последний рывок и...

– Вася!
– и шмякнусь на задницу, а мой бывший муж возведёт глаза к небесам, упрекая Вселенную за создание такой неуклюжей упёртой женщины!

Я замёрзла. Я грязная. Я злая. Зато попутчики приободрились и теперь по очереди косятся в нашу сторону, может и скрывая улыбки, зато с головой выдавая себя озорными смешинками в глазах.

– Спокойно стой, - Некрасову, кстати, не мешало бы с них пример взять, а то от его довольной рожи можно ослепнуть. Ещё бы! Ему же выпала почётная миссия оттирать с моих ляжек толстый слой рыжей глины. А его хлебом не корми, дай помять бабские телеса!
– Сонь, давай ещё.

Ну, семейка! Прямо спецотряд: одна торопливо подцепляет из пачки влажную салфетку, другой с усердием водит ей по голой коже, а стоит ей прийти в негодность, возвращает обратно ребёнку. И вновь все их действия повторяются по кругу.

Как же грустно... До слёз обидно, что теперь я осталась не только без любимой обуви, но и единственные шорты испортила! А вместе с ними джемпер - нежно персиковый, кашемировый... Из-за Некрасова всё, ведь если распутать клубок причинно-следственных связей, у самого истока стоит он - красивый, самовлюблённый и вечно бросающийся крепкой грудью на амбразуру. "Васёна, давай подвезу?", "Васена, давай накормлю?", "Васёна, прыгай ко мне на руки!" - да тут любая на моём месте зубами заскрипит!

– Ноги раздвинь, - слышу и удивлённо хлопаю глазами.

– Давай уже, - а теперь ещё и громкое "ой" повисает в воздухе, заглушаемое жужжанием чужих голосов и на износ работающих двигателей! Какого чёрта он меня щупает?

– Ты что делаешь?
– свожу бедра, зажимая горячую мужскую ладонь, скользнувшую по внутренней стороне бедра, и с пылающими щеками взираю на виновника своей горячки. А у меня определённо горячка! И стыдно, и так знакомо приятно... Хоть в воду прыгай, чтоб перестать пылать!

– Песок стираю, Вась. У тебя весь зад грязный. Не удивлюсь, если песчинки даже в трусы попали.

–

А вот трусы трогать не надо! И, вообще, - отбираю салфетку, отпихивая от себя такого помощничка, и самостоятельно смахиваю остатки береговой грязи, - дальше я сама. Лучше скажи, где мне переодеться? Ты же меня в таком виде в машину не пустишь.

– Не пущу, - Максим кивает, в миллионный раз за это утро демонстрируя ряд ровных белых зубов, и, задумчиво почесав лоб, машет рукой в сторону берега.
– В кустах переоденешься, а я, так и быть, покараулю.

– Как в кустах? Здесь, что туалета нет?
– пугаюсь такой перспективы, ведь караулить меня нужно как раз от него, и, позабыв об ответственности перед матушкой-природой, отправляю грязную салфетку за борт. Что за посудина такая? Мотористы что нужду в реку справляют?

– Есть, но для пассажиров не предусмотрен. Мы уже через пару минут причалим, так что потерпишь.

Конечно, ему-то легко говорить. Ёжусь, зябко потирая голые плечи (ведь мой изувеченный свитер теперь валяется в багажнике), и слабо улыбаюсь Соньке - она как раз глядит на меня, хлопая пушистыми ресницами. Счастливая, в мятной ветровке, сочно-красных штанишках и в тоненькой шапочке, сдерживающей густые волосы, которые с удовольствием подхватил бы ветер. А мои торчат в разные стороны, довершая собой неряшливый образ. Я бы от горячей ванны не отказалась. От очень горячей, чтоб даже зеркало запотело.

– Иди сюда, - Некрасов подходит сзади и, не оставляя ни единого шанса на спасение, накидывает на меня свою толстовку, которую только что достал с водительского сиденья. Сам тянет бегунок вверх, сам собирает в кучу мои запутанные лохмы и, чтобы точно не околела, прячет мою блондинистую макушку под капюшоном.
– Что с тобой делать-то, Вась?

– Ничего...
– блею, когда меня разворачивают, позволяя вновь полюбоваться водной гладью, и забываю как надо дышать, ощущая спиной жар мужского тела. Нельзя мне с ним обниматься, только руки словно тиски, при всём желании не отцепишь.

– Грейся, - он забирается пальцами под мою кофту, а я пихаю его локтем, ведь пусть и плыву от такой близости быстрее, чем этот чёртов паром, но давать ему очередной повод для насмешки не хочу.

– Тогда руки не распускай!

– Я же в отопительных целях!

– В отопительных, - хмыкаю, ведь ладошки у него и вправду горячие, - и скажи теперь, что ты не идиот.

– Идиот, но в этом ты виновата. Духи сменила, что ли?
– опаляет своим дыханием мою шею, и не дожидаясь ответа, резюмирует:

– Предыдущие мне нравились больше.

А я поэтому и выбросила дорогой флакончик, подобрав парфюм, от которого в первое время даже голова кружилась. Ядрёный, цветочный, пусть и не из дешёвых, зато полная противоположность моим Версаче. А чего добилась? Вещи, духи, волосы - сколько ни меняй, содержание-то останется прежним. И судя по куда-то спешащему в груди сердцу, в каждой строчке фигурирует только одно имя...

– Макс, - цежу сквозь зубы, когда мой обогреватель возобновляет исследование на ощупь хорошо знакомой ему "территории", и прямо грязной подошвой наступаю на его и без того перемазанный ботинок.
– Хватит уже. Мне до вечера душ не светит, а ты меня тут ощупываешь... Ещё неизвестно, на ком твои руки успели побывать!