Все, что она хочет
Шрифт:
Даже когда умер отец, Роберт не появился на похоронах. Вычеркнул семью из жизни. Но...
Лилию вычеркнуть не смог.
Он продал свой дом-крепость в густонаселенном богачами Бел-Эйр, купил виллу в Санта Монике с видом на океан и спрятался в нее, как в нору. Завел бодигардов, не столько для охраны, сколько для компании - чтоб было с кем перекинуться словом. За пределы усадьбы выходил лишь на «дело».
Днем играл в компьютерные игры, смотрел старые итальянские фильмы или порно, удовлетворял сам себя. Вечером выходил на террасу второго этажа, садился в шезлонг, смотрел вдаль. Закат бил в глаза и все, что находилось впереди,
Черными были и мысли Роберта. Каждый вечер он продумывал план мести. Он же итальянец, мафиозо и лучший киллер - гремучая смесь. Не должен прощать предательства. Он объявит им вендетту - несмотря, что ближайшие родственники. Они кровью заплатят за его унижение, очень большой кровью.
Убийство - самый верный способ решения проблем.
Что же его остановливало?
Надежда. Где-то глубоко, на самом донышке его испепеленной ненавистью души теплилась искорка, что Лилия одумается. Вспомнит их вечера, полные романтики и любовного томления, которое они по ночам утоляли на супружеском ложе. Неужели она их забыла? Неужели ей лучше с Винченцо? Не может быть. Он никогда не отличался охотой к сексуальным эскападам - тихий, почти застенчивый, истинно маменькин сынок. Что она в нем нашла?
Больно признаться, но Роберт все еще любил ее. Изредка, украдкой, в машине с затемненными окнами ездил он по улицам Комптона без определенной цели. Но не просто так. Надеялся на случайную встречу, ведь бывает такое в кино. Вдруг она несчастлива с его братом? Вдруг она только и ждет, когда появится Роберт и увезет ее обратно домой - к камину, ковру и тосканскому шардоннэ.
Он готов. Он согласен. Он забудет ее предательство. И даже попросит прощенья - ради Лилии он готов задавить гордость. Жизнь наладится, будто ничего между ними не произошло. Он сделает все, что она захочет - уйдет из мафии, устроится на работу в контору... Нет, работать ради денег ему не надо. Он увезет ее на другой конец земли, в райское место - на Сент Бартс и каждое утро будет приносить в постель безалкогольную «Пина Коладу» с клубникой...
И однажды он ее увидел - счастливо улыбающуюся, беременную вторым ребенком. А от него она рожать не хотела! Роберт пришел в бешенство, ее улыбка означала его провал. Он понял, что пока они живы, покоя ему не будет.
Проследил, где она живет.
Вечером приехал их убивать. Всех троих. Нет, четверых.
Дверь открыл Винсент. Увидел брата - улыбнулся. Последний раз. Роберт направил пистолет с глушителем ему в грудь, выстрелил три раза. Почему не в лоб? У него имелся собственный, сугубо личный, кодекс чести. Зачем стрелять в лоб, портить человеку внешность,? Лучше в сердце - результат тот же, зато в гробу убитый будет выглядеть как живой. Это была его маленькая услуга тем, у кого отнимал жизнь.
Винсент еще успел удивиться и с тем выражением рухнул на пол. Роберт переступил, прошел по коридору, прислушался. С кухни доносилось шипение масла.
– Винсент, кто там пришел?
– спросил голос, от которого у Роберта сначала задрожали поджилки, потом задрожала злая слюна на клыках. Вошел на кухню, увидел Лилию у плиты.
– Твой муж, - прорычал он.
Она резко повернулась. Прежде, чем успела сказать хоть слово, он выстрелил. Тоже три раза. Каждую пулю назвал по имени: Обида, Отчаяние, Одиночество, понадеявшись
Лилия упала боком - медленно, осторожно, будто боялась повредить ребенку, лежавшему в животе. Будто это имело для его значение.
Под телом разливалась темная, густая лужа, похожая на масляную краску. Роберт посмотрел на бывшую жену и, к своему удивлению, ничего не ощутил. Ни сочувствия, ни сожаления. Ни удовлетворения, ни превосходства. Полнейшее равнодушие как к картинке из хорор-фильма.
Ее тело, обезображенное вздувшимся животом, ничем не напоминало то по-девически изящное, сумасшедше-привлекательное, которое он когда-то любил ощущать под ладонью...
Вышел с кухни и отправился посмотреть, нет ли в доме кого-нибудь из посторонних. Заодно поискать их первого, незаконнорожденного отпрыска. Роберт окажет ему услугу, избавит от участи сироты.
В гостиной и в спальнях наверху никого не оказалось. Может, ребенка отдали на вечер бабушке Мелани?
Эта случайность спасет ему жизнь.
Держа пистолет наготове, Роберт спустился опять на первый этаж. Услышал нечленораздельное ворчание на кухне. Неужели Лилия еще жива? Невозможно, три пули в сердце - гарантия на тот свет.
Выглянул из-за дверного проема.
Крошечная девочка с сосредоточенным выражением ходила по кухне - наклонялась к луже крови, макала ладошки и размазывала по шкафам. Заляпала столы, ящики, стены, собственный комбинезон, волосы и щеки. Затоптала красными следами пол. Не обращая внимания на труп матери, она болтала сама с собой на языке, непонятном для непосвященных.
Картина не для слабонервных: ребенок рисует кровью матери. При том лопочет счастливо. И не осознаёт. И никогда не осознает...
Вышел из укрытия, поднял пистолет. Нажимать на спуск не спешил, по привычке ждал, когда девочка повернется лицом.
Направляясь к луже за очередной дозой «краски», она заметила чужого человека. Ничуть не испугалась, подняла на него ясные глаза цвета подернутого дымкой осеннего неба, те самые - знакомые до смерти и любимые до смерти. Протянула доверчиво измазанные ручонки, показывая - вот смотри, что у меня есть. Улыбнулась. Как родному.
В голове Роберта зациклило, в желудке захолодело. Никогда прежде не стрелял он в маленького ребенка. Подумал - а, собственно, зачем? Только из любви к искусству? Что плохого сделала ему эта малышка? Виновата только в том, что унаследовала глаза, да за это не дают высшую меру. Она неопасна. Слишком мала. Даже говорить как следует не умеет. Она его не выдаст. Через пару дней вообще забудет, что произошло. Она и в данный момент не понимает всего ужаса.
Рука с пистолетом опустилась.
31.
Много лет спустя он благодарил себя, что не нажал на курок, иначе в его жизни не появилась бы Тиффани...
Нависнув над девушкой, словно утес над рекой, Роберт мерно покачивался, сохраняя тонус - сладко просто находиться внутри, ощущать ее и себя единым организмом, рожденным для удовольствий.
В жизни Роберт был законченным эгоистом, в постели с любимой - нет. Предварительные ласки не считал потерей времени. Ему нравилось постепенно заводить Тиффани, наблюдать за переменой настроения: сначала равнодушие - напускное, естественно. Потом заинтересованный блеск в глазах. Потом обнимает его руками и ногами. Потом дрожит. Его мужскому самолюбию льстило сознавать, что возбуждает до крайней степени нетерпения девушку в три раза моложе себя.