Все, что она хочет
Шрифт:
После убийства брата и жены - Роберт все еще считал Лилию своей женой - он более десяти лет жил как в дыму, который так и не осел после динамитного взрыва. Мало что запомнилось из того времени, значит, ничего важного не произошло. Все как обычно: войны с конкурентами, погоня за наживой, устранение врагов и тех, кого считал друзьями или которые считали другом его.
Когда находишься в бизнесе, где понятие «дружба» неактуально, понятие «семья» выходит на первые позиции. Роберту, воспитанному на патриархальных итальянских традициях было тяжко чувствовать себя
Но по-настоящему близких людей, которые любят и принимают таким как есть, с которыми можно поболтать, посмеяться, отпустить внутреннюю пружину и снять палец со спускового крючка - таких Роберт не имел.
И никогда не будет иметь.
Эта рана саднила и углублялась.
И что обидно - некого винить.
Конечно, нельзя сказать, что жизнь совсем уж не удалась - скопил хорошее богатство и мог купить все, что продается.
Только зачем это? Жены, детей нет. Братья мертвы, отец тоже. С матерью отношения давно и безнадежно испорчены. Кому достанется его несметное состояние, ради которого вручил душу дьяволу в возрасте восьми лет?
Говорят - не в деньгах счастье. Роберт раньше не верил. Теперь убедился и затосковал. Вспомнил нищее детство, когда играли с друзьями в футбол самодельным мячом, набитым тряпками. Когда мастерили у отца в сарае нехитрые игрушки - машинки, самолетики. Когда на Рождество дарили друг другу подарки, сделанные из картона своими руками, и не было дороже тех подарков. Как спокойно и защищенно чувствовали себя в родительском доме, хотя не всегда ели досыта. И не печалились, наоборот - смеялись до слез, над пустяками, или вовсе без причины. Это было самое счастливое время.
Еще те несколько лет с Лилией. Но о них вспоминать не хотелось. Слишком тоскливо для души - или что там от нее осталось... Несправедливо судьба с ним поступила. А справедливо он обошелся с женой?
Тогда думалось - да. Теперь - нет.
С чего начался разлад? Они же сумасшедшее любили друг друга...
Любили?
Лилия - да, он никогда в ней не сомневался. А Роберт?
Знак вопроса. Если бы любил, пожертвовал всем ради ее счастья: распростился бы с мафией, с деньгами, со статусом в подпольном мире, даже согласился бы стать конторской крысой. А он...
Не сделал ничего.
32.
Сожаление резало по ране - тем больнее, чем чаще он думал о прошлом. А думал Роберт каждый день. Взглянул на судьбу со стороны. И будто прозрел. Раньше считал себя успешным, теперь - никчемным. Прошлое не удовлетворяло, будущее не вдохновляло. Настоящее болит, положительных эмоций - ноль.
Глодало раскаяние. За все, что сделал в жизни не так. Не по-Божески, не по-людски. За заблуждения, которые поставил на пьедестал. За семью, которой лишился. За собственную душу, которую погубил.
Все чаще приходил он на террасу - не полюбоваться на вечерний океан, а накачаться бурбоном, потерзаться угрызениями. Все чаще доставал верную «Беретту», клал
Которое так и не применил.
Странно то, что жизнь Лилии, в сто раз ценнее его, он оборвал, не задумываясь, а свою - никчемную и глупую оборвать не хватало сил.
Искреннее раскаяние порождает желание исправить то, что можно. Мертвых не вернуть, значит, надо попытаться изменить себя. Как говорится «встать на путь истины», очиститься от зла. Начать поступать не по-дьявольски, а по-человечески.
Как это сделать? Бежать в первую попавшуюся церковь, исповедоваться неизвестно перед кем, просить о прощении неизвестно кого? Потом ждать ответа с неба? А если он задержится в пути?
И что толку от чужого прощения, если сам себя не простил...
Нет, церковь - это фальшь и показуха. Роберт хотел измениться по-настоящему.
Измениться на уровне тонкой материи - той самой души, остатки которой не вымыли реки пролитой крови и потоки денег, заработанных на несчастьях других.
Он прислушался к себе - не к материально рассуждающему уму, а к зову сердца.
И отправился в Комптон, где жила мать. Жива ли она?
Знал адрес, но зайти не решился. Ездил по улицам вокруг ее дома, изучил его до мелочей. Одноэтажный - когда-то желтый, теперь выцветший до бледности, с серой крышей. На дорогу выходили два окна, как два глаза, закрытые черными ставнями, и казалось - дом спал. У правой стены миниатюрный портик с двумя колоннами и треугольной верхушкой, за ним вход. На доме кое-где краска облупилась, и виднелись доски, начавшие рассыпаться. Ставни сидели криво. Покрытие из искусственной травы на газоне протерлось. Впечатление запущенности и финансового недостатка.
Ездил по улицам долго, до вечера. Увидеть мать не удалось.
Захваченный навязчивой идеей, Роберт стал приезжать туда чуть ли не каждый день.
Первый шаг к обновлению.
За которым последовали другие. Он бросил пить. Отошел от дел, сославшись на возраст и нездоровье. Первое было правдой, второе - нет. Неважно. Он давно подготавливал себе преемника, так что с его уходом мафия потери не понесла.
Однажды, проезжая по улице, заметил - дверь открылась, и вышла девушка в коротком платье, слишком молодая, подросток. «Вероятно, помощница по хозяйству», - подумал Роберт и хотел нажать на газ. Что-то остановило. Что-то знакомое было в этой девушке. Еле уловимое. Из его прошлого - как она шла, чуть откинувшись назад, как поправляла волосы, отставив локоть...
Припарковался, вышел из машины.
– Не подскажете, где здесь ближайшая заправка?
– обратился к девушке, когда проходила мимо.
Та повернулась, и мир вдруг накрыли сумерки, хотя была середина дня. Осталась только она - будто в ярком луче софита. Роберт остолбенел. Ее глаза... Их нельзя спутать ни с какими другими. Он не видел их больше десяти лет: неясно-голубые, будто облака, отразившиеся в море. Глаза, в которых хотелось утонуть.
Лилия? Она воскресла и даже помолодела?!