Все, что шевелится
Шрифт:
Проситель трижды ударил медным литым кольцом в виде венка из хмеля в тёсаные ворота. Распахнул их юный сорванец, уставился большими голубыми глазами:
– Тебе кого?
– Мне надобно видеть славного Кед Роя.
– Деда?
– Не внука же!
– Тогда заходи.
Пацан посторонился, пропуская гостя в просторный двор. Сотон завистливым взором окинул его: по правую руку располагались помещения для скота, по левую – амбары. Срубы были сложены из добротного леса, часть двора укрыта навесом, чтобы люди, занимаясь хозяйственными делами, не мокли под дождём. Пришелец аж крякнул, глядя на предприимчивость
Ничего, думал он, наплету Кед Рою небылиц, как у меня хитрым обманом отняли власть, он даст войско, и тогда…
– Не-а, – сказал пацан. – Не обманешь.
– Ты о чём это? – удивился гость.
– Не обмануть тебе деда. Никакой ты не полковник, а служил подручным у котла.
– Да кто ты такой? И откуда тебе знать, кем был я и чего собрался рассказывать?
– Я-то Листик, внук Кед Роя. А врать моему деду не надо, не любит он этого. И я не люблю.
Так он вещун, догадался Сотон. Ну да, рядом с таким нужно будет держать ухо востро.
По тротуару из листвяжных половинок они пересекли двор и стали подниматься по широким ступеням крыльца. Внутри дома не сразу попали в хозяйские покои, пришлось сначала карабкаться на самый верх, на третий этаж. Гость совсем запыхался и недоумевал: как это престарелый ветеран не устал ещё шастать по своему большому дому вверх-вниз, почему выбрал для жилья помещение на самой верхотуре?
Листик толкнул дверь и пропустил его в просторную комнату. Вдоль стен тянулись лавки, хозяин сидел за столом. Перед собой он расстелил светлый кусок кожи, на котором гусиным пером проводил какие-то линии. Вероятно, чертил боевую карту вроде тех, какие полковник Чона со стратегом перед схватками рисовали в специальном ящике с мокрым песком.
– Это ты – Сотон? – Мужчина поднял голову. – А я – Кед Рой.
Посетитель не поверил глазам: лицо Роя никак не могло принадлежать ветерану, перед ним сидел мужчина, которому едва ли стукнуло тридцать. Ни единой морщинки на румяном лице, тем более что комнату заливало солнце, пробивающееся через слюдяные окна. Эти окна с нетающим льдом были, пожалуй, самым удивительным, что встретил пришелец из Мундарги в Минусинской котловине.
Сотон хотел было вслух усомниться, что видит перед собой бригадира арьергардного полка, но припомнил слова Челчюша. Тот утверждал, что ветеран выглядит живчиком, – трудно глазам поверить.
Претендент на ханство напрягся, стараясь придумать, как бы похитрей повести разговор. Не то чтобы совсем уж не был готов, но заранее намеченный план, что и в какой последовательности врать, в присутствии вещуна Листика пришлось срочно перестраивать.
– Кед Рой, – начал Сотон, – ты, поди, знавал брата моего – полковника Чона?
Треух должен был подтвердить знакомство, а уж тогда можно было бы переходить к несправедливости, учинённой единоутробному брату полковника.
– Нет, никогда с ним не встречался, – ответил Рой совсем не по плану. – Слыхал, что был такой, командовал правым крылом заслона, но лично видеться не доводилось. Я же был бригадиром, а это невелика шишка. Таких не приглашали на совещания командующих армиями. И к тому ж ваш заслонный полк сгинул ещё до того, как завязалась битва на лесных равнинах, когда многие армии перемешались. Сейчас-то живём все вместе, не разбери-пойми, кто в какой армии служил, кем и по какой части был мастером боя.
– А наш полк лешие заблукали, – пожаловался гость.
– Эти могут, – согласился хозяин. – Мы с ними тоже сперва намучились. Пока-то разобрались, как от морока избавляться.
– Мы тоже научились справляться, – сказал Сотон. – Оказалось очень даже просто: драть их нужно, как приблудных коз.
– Как это?
– А вот как: лесунок трахать, чтобы мох во все стороны летел.
– Зачем? Они ж не бабы…
– Гораздо хуже, – вздохнул пришелец. – По-честному-то, сильно уж они жидковаты, так что удовольствия немного. Но им нравится. Поэтому мы уживаемся с лешими, как правило, мирно. Всяк знает: коли уж заблудил, так стоит кликнуть: «Жъо-об!» – тут сразу Ый и появится. Она с мужиками в травке побаловаться завсегда готова. Ну тут мы…
– Э-э, гостенёк, – осадил разошедшегося Сотона хозяин, – не при внуке же о таких делах рассказывать!
– Да ладно, деда, – тут же вмешался Листик. – При мне обо всём толковать можно. Сам же знаешь, ежели о чём умалчивают, как раз то мне всего и слышней, словно кто специально криком кричит о недозволенном.
Дед смешался.
– Вот и воспитывай такого, – пожаловался он. – О чём говорить, про что молчать?.. Так говоришь, что вы с лесунками живёте, чтобы в лесу не плутать?
– Живём, куда ж деться?
– А лешие как к таким сердечным отношениям относятся? Не сердятся, не мстят после?
– А чего им сердиться, когда и сами не прочь теми же делами с нашими жёнками подзаняться? Никому вреда такой способ из лесу выбраться не приносит. А вы разве по-другому от лешачьих мороков избавляетесь?
– Конечно по-другому. Мы одежонку наизнанку выворачиваем, чтобы правое с левым не путалось.
– Наш способ не в пример приятнее, – решил Сотон.
– Врёт он, деда, – встрял Листик. – Говорит, что приятнее, а сам думает: «Разве ж тут до удовольствия, когда лесунка всем надоела хуже горькой жимолости?»
– То-то и оно, – сказал Рой. – Хуже нет заниматься этим делом по нужде, когда не хочется, а надо. Одёжку наизнанку вывернуть проще… А вообще, мы с лесовиками неплохо уживаемся. Сотрудничаем даже. Лешие – большие мастера винцо ставить. Но обижаются, когда ихние бражные ямы разоряем. Поэтому мы договорились не жадничать, больше половины бражного запаса из ямы не брать. А то лесовики стараются, ягоды собирают, ямы копают, глиной обмазывают, воду таскают, а ты пришёл на готовенькое. Вытаскал досуха и довольнёхонек. Решили так: коли уж берёшь чужое, то, будь добр, свой товар оставь – ведро, топор ли. Лешачьё в кузнечном деле ничего не понимает, огня пугается, а вот за металлический инструмент всё отдать готово.
– На всех леших топоров не напасёшься, – почему-то решил пришелец. – Потому, видать, мы сами и наловчились винцо ставить.
– Мы тоже умеем сами настаивать, но до леших любому нашему мастеру ой как далеко. Ходят такие упорные слухи, будто некоторые из лешачьего племени навострились беспохмельную бражку производить. Никто, правда, такой ни разу пока не отыскал, но все ищут, надежду не теряют.
– Везёт же вам, – позавидовал Сотон. – Мы вот, к примеру, про лешачью беспохмельную бражку и не слыхивали. А уж как мучимся, бывало…