Все, что шевелится

Федотов Сергей

Они двинулись широкой улицей, состоящей из трёх домов. Избы были большие, поместительные, но до двух – и трёхэтажных теремов, на какие претендент в ханы нагляделся в Холмграде, они не дотягивали. За крайним домом со ставнями в виде сердечек Сотон увидел ещё одну, отдельно стоящую избу. Над крышей её развевались дюжины три разноцветных флагов.

– Наш сельсовет и агитпункт, – неизвестно чем похвалился старожил и завёл гостя в густо унавоженное тёмное помещение.

Не успел тот испугаться, что придётся жить в хлеву, как распахнулась ещё одна дверь, а за ней оказалась просторная комната с каменной печкой, как у лесичей, широкий стол и удобные стулья с полочками для рук. Примерно в таком восседал Кед Рой Треух, когда встречал его

в своих хоромах.

– А как же верблюдица? – спросил Сотон.

– Сейчас я её на конюшню отправлю, – решил Виш и, не запирая дверей, выскочил на улицу. Дотянулся до уха скотины и что-то шепнул. Та согласно кивнула и целеустремлённо затрусила вдоль по улице. Старожил вернулся в комнату. – Пошла знакомиться с нашей кобылой Инфляцией, – объяснил он. – Печку топить умеешь?

– А зачем топить? – не понял гость. – Да тут и реки нет, чтобы печка утонула.

– Эх ты, темнота, – вздохнул хозяин. – Истопить печь – значит развести в ней огонь. Сумеешь?

– Никогда не пробовал, – признался Сотон, – но я видал, как хозяин заезжей, в которой снимал комнату и столовался, щиплет лучину…

– Ладно, ничего сам не предпринимай. А то ты мне нащиплешь такого… Я сейчас подошлю домового Сеньку, он истопник опытный. Сиди жди его, а я пока поеду орать.

– Чего орать?

– Землю орать, чего ж ещё-то. – (Претендент в ханы представил старожила, орущего что есть мочи «Земля!».) – У меня знаешь какое орало?

Гость уставился в рот Виша: рот был как рот, ничего особенного. Пожал плечами: чудит старожил. Тот заметил недоумение юртаунца и пояснил:

– Вспашу полоску-другую.

– Чего вспашешь? Снег, что ли?

– Его.

– А зачем снег пахать?

– Отсеюсь загодя.

– Так ведь сеют и пашут весной, когда земля как следует прогреется! – Сотон в сельском хозяйстве разбирался плохо, сам никогда не пахал и не сеял, но настолько-то его понятий хватало, чтобы уразуметь безумство зимнего сева.

– То называется вешняя зябь, – пояснил Виш, – а я занимаюсь более прогрессивным способом сева, вам пока неизвестным. Называется – средьзимние зеленя.

– И неужели что-нибудь вырастет прямо из снега?

– Ты рот разинешь, когда урожай узришь, – пообещал старожил. – К утру, думаю, что-нибудь проклюнется… Заболтался я с тобой, а там пашня томится, ухода требует. Пошёл я, а ты пока можешь журналы «Коневодство» полистать.

С этими словами пахарь удалился. Сотон принялся бродить по избе, в которой оказалось четыре комнаты. Заполнены они были понятными и непонятными предметами, идолами, бревенчатые стены украшены яркими разноцветными картинками. Содержание их очень понравилось хану, потому что изображались полуголые и вовсе голые женщины в окружении крылатых, рогатых и лосеногих похотливых мужичков, а то и вовсе полулюдей-полуконей. Все пили из огромных рогов бражку не бражку, ухажёры хватали бабёнок за оголённые титьки, а те хохотали, весьма довольные грубыми ласками. Сотон с тоской припомнил себя на озере Хубсугул в компании горячих обозных девок. Как ему хотелось вернуться в дни молодости и ещё раз утонуть в жарких объятиях истомившихся без мужиков бабёнок, ощутить во рту полузабытый вкус вина, что хранилось у потерявшегося в пути обоза в огромных, называемых «дубовыми» бочках, ещё хотя бы раз испытать истому неутомимого в гульбе и любовных сражениях тела.

Он жадными глазами пожирал картинку за картинкой и так увлёкся, что не заметил, как в избе очутился маленький – ему по пояс – бородатый старичок с прозрачными глазками. Старичок висел в воздухе. Одет по зимнему-то времени он был более чем легко – в штаны блекло-голубого цвета, с медными заклёпками, обмахрившиеся и с заплатами на коленях. В руках старина держал беремя дров и шевелил в воздухе пальцами ног, словно бы направляя полёт.

Домовой Сенька, догадался Сотон.

Домовой швырнул поленья, не снижаясь, и те ровными рядами улеглись у жерла печки. Старина спланировал следом, выдвинул вьюшку, отворил заслонку и принялся забрасывать дрова под каменный свод. Щёлкнул пальцами, из его мохнатого кулака выскочил язык пламени. Поднёс огонь к шалашиком уложенным полешкам, они сразу же занялись. Загудело пламя, по комнате потянулся ароматный смолистый дымок.

– Как это ты огонь добыл? – спросил удивлённый гость.

– А зажигалкой, – охотно пояснил Сенька. Голос у него был неожиданно молодой и звонкий, словно его хозяин только притворялся старым. – Мне её сам Кос подарил за мои выдающиеся поэтические успехи. Я оду сочинил, хочешь, тебе прочитаю? – Не дожидаясь ответа, домовой завыл, закатив глаза и мотая косматой башкой. – Слушай и запоминай!

Зовётся фершал имем Кос,Но глаз его отнюдь не кос,А всякий скажет, глянув, впрямь,Что взор евонный очень прям.Он потому зовётся Кос,Что не пропустит бабьих кос,А увлечёт к себе в альков,Уж, видно, баб удел таков.И там заблудится девица,А после очень удивится:Почто да отчего на КосаВсе мужики взирают косо?

В поэтическом ударе Сенька взлетел и тюкнулся теменем в потолок. Рухнул вниз, раскланялся и спросил:

– Ну как тебе моя ода?

Во время чтения Сотон ощущал в голове непонятный гул, а в конце каждого куплета ощущал сокрушительный удар, будто кто лупил поленом по мозгам.

– О да, – только и смог сказать он и тут же рухнул в непроглядную тьму. Очнулся, когда поэтический вой возобновился:

– Не всем известно, что у КосаИз носа катятся колёса,И коли колко глянет Кос,То бабы валятся в откос.Ещё случается, что КосуВдруг принесут с покосу косу,А он и рад, поскольку КосВ носу развёл два стада коз.

Домовой взвыл от вдохновения, а гость – от тоски. Никак не мог взять в толк, о чём ведёт речь истопник.

– Ты понял, понял? – между тем добивался признания сочинитель неведомых слов и невероятного сказа.

– Ничего я не понял! – буркнул Сотон.

– Как же так? – огорчился домовой. – Я прочёл тебе свои самые заветные строки, запрещённые к декламации и тиражированию. За их обнародование меня всякий раз больно лупят поленом по умной моей голове. Но правду не задушишь, не убьёшь. Поэтический гений пробьётся, пусть завистник злобно смеётся. – Надрываясь, он проорал тонким, писклявым голосом:

– Витиям обузойНе станет опасность!Да здравствуют Музы!Да здравствует гласность!

Сотон тупо таращился.

– Ты запомнил мой шедевр? – успокаиваясь, спросил автор.

– Нет.

– Слава КПСС [14] , а то бы сболтнул ненароком, а меня после подвергли поэтической критике и зубодробительному разносу.

В комнате между тем стало заметно теплей, гость даже шубу снял и стал оглядываться, куда бы её пристроить. Сенька среагировал мгновенно.

14

КПСС – Коммуиистическая Партия Советского Союза.