Все, что я желал
Шрифт:
И тут уравновешенный и надежный Дарроу упал к ногам Индии в глубоком обмороке.
Глава 7
В этот вечер, собравшись в клубе, они совсем не веселились. И пили очень немного. Поглядывая на Уэста, друзья видели, что известие о смерти отца не вызвало у него глубокой скорби.
– А знаете, пробормотал Уэст, на нас смотрят с удивлением.
Истлин осмотрелся и пожал плечами.
– Вероятно, все дело в Сауте. Сегодня у него довольно странный вид.
Виконт нахмурился и спросил:
– Ты
Маркиз мог бы упомянуть еще целый ряд признаков, свидетельствовавших о необычайной неряшливости Саутертона, но решил удовольствоваться упоминанием о грязных сапогах.
– Да, верно, грязь на сапогах. И не вздумай сказать, что Дарроу покинул тебя.
– Скорее можно сказать, что это я его покинул, заметил Саут. Он откинулся на спинку стула и взглянул на носки своих сапог. Увы, таково временное положение дел.
Истлин сделал глоток портвейна и посмотрел на Нортхема.
– Сегодня ты на редкость замкнут, сказал маркиз. Не может быть, чтобы только изза отца Уэста.
Нортхем с отсутствующим видом провел ладонью по волосам и, покосившись на Уэста, пробормотал:
– Нет, не только изза этого.
– В таком случае причина в Элизабет? предположил Истлин. Маркиз тут же поднял руку, предвосхищая ответ Норта. Нет, не отвечай. Мне не следовало спрашивать. Это не мое дело.
Норт молча кивнул. Потом взглянул на Саута и спросил:
– А где ты был, когда узнал новость?
Саут надеялся, что напряжение и усталость, связанные с его путешествием, останутся незамеченными. Возможно, что человек посторонний ничего не заметил бы, но от друзей виконт не мог чтолибо скрыть, как ни пытался. Они слишком хорошо его знали, чтобы предположить, что он ничем не был занят, когда узнал о смерти старого герцога. В особенности этому не склонен был верить Уэст, знавший, сколько усилий приложил Саут, чтобы вернуться в Лондон. И Уэст же, по просьбе друга, распорядился, чтобы привели в порядок коттедж в Эмбермиде.
– Я был на полпути… в другое место, ответил Саут. Очень далеко отсюда.
Истлин отхлебнул из своего стакана и спросил:
– Как долго ты пробудешь в Лондоне?
– День, ответил Саут. Возможно, два.
Ист кивнул и, понизив голос, проговорил:
– Ты ведь позовешь нас, если возникнет необходимость?
***
– Если возникнет, ответил Саутертон. Я не хотел бы скомпрометировать когонибудь из вас.
– Но ты ведь не станешь пересказывать всю историю жизни и правления Генриха VIII? с усмешкой проговорил Истлин. Я имею в виду для того чтобы выпутаться из какойнибудь сложной ситуации. Не думаю, что смогу перенести это снова.
– Дада, верно, подал голос Уэст. Знаете, воспоминание об этом случае засело у меня в голове… точно гвоздь в заднице.
Друзья с любопытством взглянули на Уэста, и тот проворчал:
– В чем дело? Почему вы так на меня смотрите? Неужели герцог не имеет права говорить о собственной заднице?
– Герцог может говорить, о чем пожелает, ответил Саут. Особенно же о
И тут все четверо рассмеялись впервые за вечер.
На следующий день Саутертон убедился, что у него есть повод повеселиться. Виконт стоял у отделанного зеленым мрамором камина в гостиной Уэста и прислушивался к разговорам, сам же не принимал в них участия. При этом он то и дело поглядывал на часы; ему казалось, что время тянется слишком долго.
Заупокойная служба по отцу Уэста, по общему мнению, невероятно затянулась. И тот факт, что никто не любил старого герцога, делал эту процедуру тягостной для всех присутствовавших. Саут посмотрел на друга, беседовавшего с леди Бентон Рид. Правда, беседа эта скорее походила на монолог. Уэст в основном помалкивал, и чувствовалось, что дама очень его раздражает. В конце концов Нортхем и Элизабет, спасая друга, увели его от назойливой леди Рид. Саут заметил, что они, выразив ему свои соболезнования, собирались отбыть. И казалось, что от супругов веяло ледяным холодом; причем Саут не мог избавиться от ощущения, что холод этот источала Элизабет. Она была бледна, и скорбное выражение на ее лице вполне соответствовало духу церемонии. Однако виконт прекрасно понимал, что скорбит она вовсе не по поводу утраты Уэста. Почувствовав себя виноватым ведь именно он когдато свел эту пару, Саут помрачнел и отвернулся.
Несколько минут спустя виконт отправился разыскивать полковника тот не присутствовал на службе, но находился в доме, чтобы отдать дань уважения. Саут нашел полковника в кабинете Уэста. Блэквуд сидел в одиночестве, и его тощие ноги прикрывал плед. На лице же было почти такое же выражение, как на лице Элизабет.
Полковник не поднял голову при появлении Саута. Грея руки у пламени камина, он проговорил:
– Ты хочешь мне чтото сказать.
Это был не вопрос, а утверждение.
– Вы, сэр, негодяй, заявил виконт.
Губы полковника тронула улыбка.
– Если ты понял это только сейчас, значит, я переоценил твои способности. Он пристально взглянул на Саута. Или ты только сейчас набрался храбрости сказать об этом?
Саутертон проигнорировал вопрос.
– Элизабет и Норт только что ушли, сообщил он. Не могу представить более несчастную пару. И не могу себе простить, что помог свести их.
Полковник Блэквуд негромко рассмеялся.
– В таком случае ты должен радоваться тому, что твое участие ограничивалось всего лишь маленькой ролью. Хотя должен заметить, что их брак твоя идея. Тебе следовало бы это признать.
– Признать? Саут покачал головой. Я никогда это го не признаю. Их брак ваша затея. И такой брак при говор на всю жизнь.
– А ты можешь не считать себя ответственным? спросил Блэквуд.
Саутертон опустился на банкетку рядом с креслом полковника. Он всетаки не мог считать себя совершенно непричастным к этому браку.
– Я видел, как Элизабет провожала вас сюда. Это была тайная встреча аудиенция?
– Чтото вроде того. Она хочет, чтобы я освободил Нортхема от обязательств. Конечно, я отказал ей. Нортхем не потерпел бы ее вмешательства, если бы узнал, что она хлопочет за него.