Все, что я желал
Шрифт:
– Теперь я и сама справлюсь, сказала Индия. Не попросите ли вы Дубина нанять мне кеб?
– Да, конечно, кивнула костюмерша.
Миссис Гаррети потребовалось еще несколько минут, чтобы собрать все детали театрального костюма Индии и повесить их в шкаф. Затем она наконецто покинула комнату. Когда костюмерша вернулась, Индия уже потянулась за своей пелериной.
– Вам нужен провожатый, чтобы доставить вас до дома, заявила пожилая дама.
– Нет, сказала Индия. Я уверена, что со мной ни чего не случится. Все будет в порядке. Не стоит утруждать себя.
– Но для меня
Индия заставила себя улыбнуться.
– Право, миссис Гаррети, со мной все будет в порядке. Как вы справедливо заметили, я могу постоять за себя.
Миссис Гаррети нахмурилась и проворчала:
– Не стоит забивать голову дурью. Я уже не в первый раз думаю об этом. Вам нужна защита. У вас слишком много поклонников, а у меня всего две руки, чтобы отгонять их. Да и у вас не хватит рук, чтобы раздавать им всем пощечины. А вот телохранитель решение всех проблем, разве не так?
Индия молча смотрела вслед костюмерше, направлявшейся к двери. Да, ее постоянно одолевал страх, но только не хотелось в этом признаваться. И тут ей вдруг вспомнились прощальные слова виконта: «И все же вы не можете рассчитывать, что я всегда буду приходить вам на помощь, мисс Парр».
Но кто же ей поможет? На кого она могла бы положиться? С бурно бьющимся сердцем она поспешила к задней двери театра, к уединению и убежищу, к анонимности наемного экипажа.
Бервин и Гриссом действовали именно так, как от них ожидали. Хотя они и не знали всего, что произошло в артистической уборной мисс Индии Парр, однако постарались на славу. В тот же вечер, сидя за карточным столом в заведении «У Саймона», они множество раз рассказывали эту историю. За ночь рассказ оброс многочисленными и весьма пикантными подробностями, и уже к восходу солнца вся история приобрела характер восхитительного анекдота и стала достоянием гласности.
Саутертон узнал о своей популярности на следующий день от сестры. Выяснилось, что Эмма нанесла визит их родителям, и теперь она была так возбуждена, что от нее оказалось не такто просто отделаться. Смешинки в ее глазах были для него знаком рока. Когда она поднялась ему навстречу, он поцеловал ее в щеку.
– Эмма, прошептал он ей в самое ухо, никто не любит сплетен.
Она просияла:
– О, их все обожают.
Сестра покосилась на графа и графиню Реддинг. Заметив, что Саут не смеет взглянуть на родителей, она усмехнулась, а он, чтобы отвлечь от себя внимание, поспешил взять У нее из рук племянника.
– Он испортит твой сюртук, предупредила Эмма. Он весь день беспокоен.
Саут тотчас же отстранил от себя младенца и теперь держал его на вытянутых руках.
– Ты хочешь сказать, он пускает слюни?
Уголком глаза Саут заметил улыбку отца. Мать же даже не попыталась улыбнуться.
– Он полненький и хорошенький, заметил Саут, встретив внимательный взгляд племянника. Уши у него там, где им и следует быть. Совсем не там, где они были у твоей куклы, Эмма. Помнишь? Ну, у той, что…
Сестра взяла у него ребенка.
– Не стоит говорить о том, что случилось с Кассандрой, Саут. Найлзу не надо об этом знать. Она поджала губы и с многозначительным видом добавила:
Саут улыбнулся и, взглянув на мать, проговорил:
– Миледи, вы прекрасно выглядите. Он поцеловал мать в подставленную щеку, но она и на сей раз не улыбнулась.
Саут посмотрел на графа и понял: на сочувствие отца, пусть тщательно маскируемое, вполне можно рассчитывать. Виконт подошел к отцу и проговорил:
– Отец, ты тоже прекрасно выглядишь.
Графиня Реддинг, казалось, только этого и ожидала, поэтому тотчас же бросилась в бой:
– Конечно, он отлично выглядит. А как может быть иначе? Он уверен, что так будет всегда, и я в том ничуть не сомневаюсь. То же было бы и с тобой, если бы ты не предпочел жить один, отдельно от нас. И если бы не дружил с людьми с подмоченной репутацией, а также не посещал места, о существовании которых женщинам лучше не знать. В первую очередь матерям. Шутка ли! Вести себя столь не подобающим образом и сделать себя всеобщим посмешищем… А кроме того, графиня понизила голос, говорят, ты общаешься с оперной танцовщицей.
Саут покосился на Найлза. Четырехмесячный младенец, казалось, прислушивался к их разговору. Эмма, во всяком случае, прислушивалась; причем на лице ее был восторг.
– Она… снова послышался зловещий шепот матери, она ведь распутница.
Тут граф наконецто вмешался. Положив руку на плечо жены, он произнес:
– Довольно, дорогая, ты слишком возбудишься, а это для здоровья…
– Я уже возбуждена, перебила графиня. И ваш сын тому виной, милорд. Он не унаследовал ни ваш здравый ум, ни способность сострадать. В противном случае он вел бы себя иначе.
Саут со вздохом опустился на стул и принялся маленькими глотками прихлебывать чай из своей чашки; он ждал, когда мать истощит свой запас гнева и успокоится.
К счастью, графиня вскоре забыла об оперной танцовщице и заговорила на другую тему. Покосившись на супруга, она сказала:
– Полагаю, нашему сыну пора жениться. Не стоит увиливать, Мэттью, добавила она, взглянув на сына. Я только вчера говорила об этом с Селией.
Саут мысленно усмехнулся. Вопервых, он прекрасно знал, что мать почти ежедневно беседовала на эту тему с Селией Уэрт Хэмптон, вдовствующей графиней Нортхем. А вовторых, мать совершенно забыла о том, что говорила о Норте, одном из его друзей, как о «человеке с подмоченной репутацией». Теперь же графиня была готова расхваливать его на все лады ведь у того хватило здравого смысла вступить в брак. Правда, при этом ни словом не упоминались запутанные обстоятельства, сопутствовавшие этому шагу.
Лилиан Римз Форрестер продолжала еще несколько минут разглагольствовать на эту тему, испытывая терпение своего доброго сына. Наконец умолкла и с удовлетворением посмотрела на Мэттью, конечно же, она была уверена, что сразила его своей безупречной логикой и здравым смыслом.
Едва заметно улыбнувшись, Саут кивнул и пробормотал:
– Обещаю: я немедленно займусь поисками жены.
Графиня воздела руки к небесам. Потом обратилась к мужу:
– Поговорите с ним, милорд. Мое терпение иссякло. Он предпочитает поднимать меня на смех.