Все демоны моего мужа
Шрифт:
— Здесь Шаэль, — успокаивает меня Ануш, видя мои неуклюжие старания.
— Он жив?
Ануш вздыхает.
— Жив. Но он ли? Жду, когда очнется.
— Что ты имеешь в виду? — Фраза у меня получается достаточно длинной, чтобы назвать наш разговор уже диалогом.
— Честно говоря, я не знаю, справился ли он с тем, что ты навела на него.
— Я? — Мне становится очень горько, и, видимо, эта горечь дает мне силы совсем сесть, хотя все ещё держась руками за ... пол? Мне кажется, что меня все ещё поддерживает воздух.
—
— Ты исправила то, что могла. С помощью её силы. Но раз она дала её тебе, значит, имеешь на это право. Поэтому только разговариваю с тобой. Раз уже она отметила, значит, в тебе что-то есть. Только я не вижу ничего. Поэтому когда наберешься сил, уходи. Все ещё видеть тебя не могу. Вместо тебя тут должна была быть через год она. И мне стало бы несравнимо легче.
— Где Влад? — совсем не в русле нашей беседы, но вполне логично предлагаемым обстоятельствам спрашиваю я тогда.
— Нет его. — Все так же мрачно бурчит Ануш. — Не думаю, что ты когда-либо где-либо с ним встретишься.
— Но....
— Остальное тебе знать не нужно. Живи спокойно. Демоны тебя больше не потревожат. И оставь нашу семью...
Ануш делает паузу, и вдруг уже совсем мягко и просительно тянет:
— Пожалуйста. Шаэль — все, что у меня есть. Память о светлой сестре и разбитая надежда на возрождение. Дай нам спокойно жить. Если только...
Она бросает ещё один взгляд на бездвижное тело Шаэля.
— Если только очнется именно он.
— Может, Генрих.... — мой голос просто прерывается от предчувствия вероятных событий.
— Надеюсь, что нет. Хотя он очень хитер. Вонючий каджи, демон пустынных земель, пожиратель всего дерьма, что носят в себе люди.
Ануш переходит на ругательства на уже непонятном мне языке. Но это именно ругательства, как-то сомнений в этом не возникает.
Я приподнимаюсь уже совсем, хватаясь рукой за стену, чувствуя, что ещё очень слаба, чтобы куда-то сейчас идти. Тетка Шаэля бросает быстрый взгляд на меня, и нехотя цедит сквозь зубы:
— Там стоят ослики, которые умеют лазить по горам. Они отвезут тебя в деревню.
— Но я....
— Уходи. — Твердо говорит Ануш. — Ты не представляешь, с чем ему пришлось бороться. Будем надеяться, что он победил. В нем было нами заложено много чего, кроме слепого инстинкта размножения. Мы воспитывали.....
Она стоит уже практически на коленях над безжизненным телом Шаэля, словно слепая водит руками над его бледным, безразличным, словно восковым лицом. Я тоже застываю на месте, вжимаясь всем телом в придверной косяк, как несколько минут тому назад стоял демон бездействия, и смотрю на неё умоляющим взглядом, не смея ни сказать ничего, ни даже шевельнуться. Наконец она словно нехотя бросает через плечо:
— Я постараюсь сделать все, что возможно. Исправить....
Тут она осекается и добавляет как-то уже с задумчивым доверием:
— Каждый раз удивляюсь.... Такие есть мужчины.... Если выжечь в них демона, от них самих ничего не остается. Неужели в них изначально ничего не было, кроме насилия?
Так как вопрос звучал риторически, я решила, что могу на него не отвечать. Тем более, что и ответа-то у меня совершенно не было.
— А я...., — зато у меня появляется возможность вклиниться в её краткий монолог, — Ануш, что теперь делать мне?
Она резко оборачивается:
— Живи.
— И.... все?
— Все.
— А как.... Теперь?
— Как нужно. Ты это и сама знаешь. Теперь, когда научилась держаться за воздух, ты можешь все.
— А если я хочу .... Как вы?
Тут Шаэль вздрагивает, оживает, мы обе чувствуем это. Несмотря на боль и слабость, я бросаюсь к кровати.
— Ануш, пожалуйста, позволь мне....
Несмотря на то, что я чувствую к Шаэлю брезгливость и обиду, все во мне устремляемся помочь ему. Но Ануш сразу отодвигает рукой и меня, как таковую, и мой порыв, довольно, кстати, грубо и больно.
— Уходи, — уже кричит она, — остальное видно будет.
И я ухожу, пошатываясь, чувствуя, что меня только что практически приняли в жрицы Девы Гнева.
Лия сидела перед огромным костром из сухих гнилых досок. Моросил мелкий дождь, но был он приятен, особенно охлаждая возле жара, идущего от костра.
— Ты что делаешь? — спросила я.
— Коровы все-таки проломили забор окончательно, — задумчиво сказала она. — Алекс привез сетку рабицу, и я, убрав все гнилье, натянула новое ограждение.
Лия не задавала лишних вопросов, словно я выскочила на минуту в магазин за хлебом, а не провела несколько дней непонятно где. Только бросила быстрый взгляд, в котором читалось: «Все в порядке?». Я так же молча ответила, что да.
Села на обломок одной из доски, и оглянулась. Позади меня грудой лежали доски, оставшиеся от забора. Их была ещё целая куча. Костер предполагался надолго.
— Давно было пора расчистить этот бардак, — продолжила Лия какую-то свою мысль. — Тебе не кажется, что огонь, сжигающий старье, очень символичен?
Я кивнула, потому что мне казалось, и ещё как.
— Тут очень уютно. Хочется сидеть долго-долго и смотреть на костер. А когда он прогорит, смотреть на что-нибудь ещё, не менее прекрасное.
Лия посмотрела на меня с удивлением:
— Ты как чувствуешь. Раньше здесь была калитка, в этом уголке на большом мягком диване сидел старый хозяин дома, зазывал всех проходящих мимо на вино и разговоры. Так что место вполне напитанное.
Я подумала, что когда мы сожжем все старые доски, нужно будет убрать пепелище и поставить тут диван. Пить вино и зазывать гостей. В перерывах между.... Между чем, сказать не могла. Но мне захотелось состариться именно так. И что-то подсказывало, что теперь я имею на это право.