Все детали этого путешествия
Шрифт:
Я уезжал из города, навсегда возненавидев его. Библейская история Содома и Гоморры предстала в современном обличии. Было очевидно, что когда-нибудь, может быть очень скоро, грянет расплата. Божий суд.
Страшную расплату готовила и природа. Я объехал леса от Лоо до Адлера, увидел мелеющие реки, лысые склоны. Здесь тоже безжалостно вырубались каштаны, бук. Пресная питьевая вода была на исходе.
Уезжал на электричке в сторону Гагр и мучительно думал: «Зачем судьба приговорила меня видеть всё это, зачем этот несчастный мишка, которого я же взялся
Справа за окном вагона тянулось море. На пустынных пляжах сидели сотни чаек.
Нужно было сойти за остановку до Гагр на полустанке Холодная Речка. Там я намеревался отыскать своего давнего знакомого — Иванцова, начальника опорного пункта Главного ботанического сада. В одну из прежних поездок на Кавказ журналистские пути всего на несколько часов завели меня в райское ущелье, где ботаники выращивали экзотические плодовые растения, пытаясь приспособить их к местным условиям.
Одного побаивался, когда шёл со своей сумкой темно-вишнёвой кожи вверх по ущелью. Иванцов был то, что называется «русский грузинского разлива». Говорил с грузинским акцентом, явно поклонялся Бахусу.
— Отлично сделали, дорогой, что заехали! — встретил меня Иванцов как родного в своём рабочем кабинете. — Все леса вам покажу, посвящу во все проблемы. Сколькими днями располагаете? Всего двумя? Почему? Живите хоть месяц! Какая погода — бархатный сезон, море ещё тёплое — семнадцать градусов. Вот махровое полотенце, идите искупайтесь, а через полчаса всё будет готово. И стол. И дом.
С полотенцем через плечо я стал спускаться другой, более короткой дорогой к пляжу. На всём пути сопровождал отвратный запах канализации. Он исходил со дна ущелья, где струился грязный ручей, впадающий в море.
Чтобы избавиться от этого запаха, пришлось уйти по пляжу далеко влево за небольшой мыс.
В первый момент вода показалась ледяной. Захотелось немедленно выскочить обратно на сушу. Но я пересилил себя, поплыл, а потом нырнул с открытыми глазами. Вот тут-то я и увидел на пустом, безжизненном дне бутылку из-под водки и ржавую спинку кровати.
Выбросить бутылку на берег было легко, а со спинкой кровати пришлось повозиться.
Дрожа от холода, растёрся на пляже полотенцем, натянул на влажное тело рубаху и брюки. Быстрым шагом пошёл обратно. Вонь канализации снова встретила при повороте в ущелье.
— Сколько помню, раньше у вас здесь были совсем другие, райские запахи. Что случилось? — спросил я у Иванцова по возвращении.
— Давняя история! — отмахнулся Иванцов. — Вверху небольшой посёлок, у них постоянно коллектор прорывает, все дерьмо несёт мимо нас в море.
— Надо же что-то делать!
— Кто будет делать? Я, что ли? Извините, не моя забота. Я папаин добываю для государства.
— Пока вы добываете папаин, все вокруг гибнет — ущелье, море. Как вы сами можете жить в этом запахе?
— Сюда, на территорию, не доходит. Пойдемте, убедитесь.
...В высоких, крытых плёнкой оранжереях действительно стоял сладкий запах тропиков. Здесь росли авокадо, дынное дерево — папайя, бананы...
Из оранжерей Иванцов отвёл меня в домик, предназначенный для приёма высоких посетителей — академиков и прочего начальства. Сейчас этот домик, который представлял собой трёхкомнатную меблированную квартиру со всеми удобствами, был пуст.
В столовой ждал обед с грузинскими винами. Сбоку на тумбочке стояла корзина, полная экзотических плодов.
Иванцов с аппетитом ел, выпивал, рассказывал о целебных свойствах папаина, выделяемого им в лаборатории из плодов дынного дерева, по его словам радикально излечивающего рак и другие болезни. Просил написать об этом статью для центральной газеты. Я слушал вполуха. Чувствовал: начинается озноб.
«Еще одна просьба, ещё одно бремя, — с раздражением думал я. — Что со мной? Может, просто заболеваю? Этого мне не хватало!»
Иванцов наконец заметил, что я нахожусь не в своей тарелке, уложил на постель, укрыл одеялом.
Я заснул. Проснулся, когда за окнами было уже темно. Голова взмокла от пота. Лоб пылал.
С трудом заставил себя встать. Не зажигая света, прошёлся по комнатам. Потом раздвинул в стороны руки, медленно повернулся вокруг своей оси. Левая ладонь тотчас же почувствовала линию север—юг. Поставил посередине спальни стул, сел лицом на север. Глубоко выдохнул, снова вдохнул. На задержке дыхания закрыл глаза. Представил себе звёздное небо, бездну Космоса.
В мозгу забрезжил золотистый свет. Свечение росло, ширилось и, как вода в сосуде, опускалось вниз по телу, очищая его.
Много раз глубоко вдыхал и выдыхал. Зудело темя, сквозь которое входил золотой космический свет. Это была работа. Тяжелая работа. Зато ни температуры, ни озноба больше не чувствовал.
В бессилии лежал на постели, думал, с чего бы это вдруг навалилась болезнь. Я знал: так просто никакая болезнь не приходит. Простуда — лишь повод. Любое недомогание, несчастный случай, якобы нечаянный удар молотком по пальцу — все это всегда расплата за что-то, напоминание о каком-то неправедном поступке, мыслях...
Мне не пришлось долго анализировать. Почти сразу понял, что пребывание у стойки бара в ресторане гостиницы, во всей этой тлетворной атмосфере было грешным. Никто не понуждал там торчать. Сам выспрашивал бармена, заглядывался на официантку Стеллу, пока не узнал, что она больна сифилисом...
Накинул куртку, вышел из домика. Часть звёздного неба заслоняли горы.
Я молился Богу, прося прощения, как ребёнок. Где-то, совсем рядом, стрекотали цикады.
Потом бродил по дорожкам вокруг оранжерей. Эта тёплая ночь, стрёкот цикад напомнили о том, что я находился в Абхазии, о том, что последний раз был здесь летом семь лет назад в горах у геологов на высоте 2400 метров.