Все еще я

Nikki Tozen

Глядя на эту чудо-девушку, я совершенно проигнорировал письмо, достал из бара бутылку «Дом Периньон» и начал возиться с пробкой. Мне всегда с трудом давались такие вещи. Заметив мои мучения, она подошла, вырвала из моих рук бутылку и с размаху ударила горлом по круглому мраморному камню декоративной колоны, украшающей лестницу.

– Ты дикарка, – я разразился смехом.

– Ты необыкновенный!

– Ты так думаешь? – она начала оттеснять меня в угол, наступая с острым горлышком бутылки в руках.

– Живешь как сын миллиардера, но не в состоянии

даже бутылку для девушки открыть. Еще немного, и, кажется, ты бы начал звать на помощь своего друга.

Я вырвал бутылку из ее тонких рук и молча разлил содержимое по бокалам.

– Ты не сказал, как тебя зовут? – отставляя протянутый мной бокал в сторону, даже не сделав глотка, вдруг спросила она.

– Что-то не так? – удивился я.

– У меня непереносимость алкоголя, падаю безжизненным трупом. Думаю, это не то, чего ты хочешь сегодня ночью, – она начала расстегивать свое облегающее платье, которое слетело с нее, словно листок бумаги, повергнув меня в полнейший восторг от увиденного.

На груди у нее была татуировка в виде птицы.

Я подошел к ней и полил птичку содержимым своего бокала.

– Что ты делаешь? – недоуменно спросила она.

– Ну, я подумал, эта птичка летала так высоко, что устала, поэтому решила присесть и отпить воды.

– Ты такой добрый или просто любишь животных?

– Мое сердце, как птица, бьется от того, что ты здесь, – я приложил ее руки к своей груди, – возможно, это я не могу напиться, утолить жажду, которую испытывало мое тело до того, как я увидел тебя. Растворись во мне водой, подари мне ночь, от которой я еще долго буду парить высоко над облаками, – нагнувшись к ее татуировке, я провел языком по рисунку.

Она обняла меня своими руками-крыльями и унесла высоко, за все пределы того, на что было способно мое тело.

Письмо

Вскоре я наткнулся на тот самый конверт, который мне вручил швейцар еще неделю назад и который я усердно стремился игнорировать все эти дни, проводя время в компании моей новой девушки и ее безумных друзей, как будто зная, что содержимое этого письма написано тем, о ком я пытался не думать и кого хотел вычеркнуть из памяти. Этот монстр замаячил бледно-серым призраком…

Сначала я потеребил его в руках, потом понюхал, даже лизнул, но ничего необычного в нем не было, за исключением того, что впервые в жизни мне прислали письмо таким способом. Было в этом что-то мистическое, по-старому наивное. Я долго думал, открывать его или нет. Положив письмо на столик рядом с графином, в течение дня я то и дело натыкался на него, раздираемый любопытством по поводу того, что может быть там написано.

Может, это простая записка или юридические бумаги, или просто пустой конверт. Да что угодно может быть в нем.

Я уже был готов открыть его, как мне сообщили, что приехал Сэм.

Не успел он зайти, как я набросился на него с этим письмом и заставил открыть и прочитать мне.

– Мне казалось, ты проводишь время в более веселой

компании твоей новой девушки, нежели в компании какого-то письма, – ворчал он, усаживаясь на диван в гостиной. Вскоре его брови медленно поползли вверх. – Похоже, что это стихотворение.

Я с интересом подошел к нему и заглянул через плечо.

– Что за идиотизм, кому вдруг вздумалось писать мне стихи? – я пошел к барной стойке и налил нам по бокалу вина.

– А вот здесь ты ошибаешься. Думаю, это кто-то из твоих тайных поклонников. Чья-то романтичная душа в муках писала тебе эти строки, пытаясь донести до тебя су…

Я оборвал его на полуслове, всучив ему опустошенный бокал вина и вырвав письмо из его рук.

Я с жадностью впился в строки, сначала пробежав глазами, а потом читая вслух, чтобы убедиться в том, что мы оба это слышим и мне это не мерещится:

Взглядом кидаясь на осколки,

Заглядывая так далеко, как никогда,

Свет от тебя распадался на фракталы,

И я прислушивался к эфемерности твоей.

Словно туманность из ионизированного газа,

Ты шепчешь мне:

«Я повернул бы время,

Уничтожил знания», —

И в этой пустоте

Ты словно многожильный провод

Создаешь помехи и шипишь.

Я посылаю свою стаю белых птиц к открытости

твоей

И без окончания знаю:

Тебе нет дела до меня.

Путаясь в словах

На мертвой и неподвижной ткани из времени

и пыли,

Причудливым узором растекаются твои слова,

Вырываясь, точно чужой из грудной клетки,

На миллиарды лет застывшим столпом творения

Того, что во мгновение ока.

Я засыпаю, и слезы мои – вода из крана.

Распадаясь на слои,

Словно переплеты старой книги,

Твои слова приобретали краски;

Скомканными, как снежки,

Их разрывало изнутри

От ужаса с восторженным намерением.

Преодолевая время,