Все еще жив
Шрифт:
Женщина по имени Фира предстала перед Челефи и его грубым двором так же, как и все другие знатные пленники — раздетая догола и закованная в железные кандалы. Вот только там, где других красивых женщин встречали довольными, похотливыми криками и возгласами — унижение, как уже успел осознать Кальпур, являлось такой же частью процесса, как и итоговый приговор кашмирского визиря, — шествие Фиры к трону Челефи сопровождалось оглушительным молчанием.
Слухи о «Святой матери» Аммы давно разошлись по всем окрестностям, даже среди горных бахианцев и таких дикарей, коими являлись ублюдки Челефи. Чего уж, Фиру давно бы повязали имперцы, если бы не фанатичность сторонников, которые жертвовали своими
Нашли Фиру в одном из тайных храмов, посвящённых богине плодородия и красоты. Он находился в большой пещере, над которой был выстроен дом, служивший естественной маскировкой. Подобное поспособствовало тому, что обитель не стали жечь, а просто разграбили. Дикие кашмирцы выломали алтарь, сорвали изысканные полотна со стен, растащили святые книги, предметы поклонения и ритуальные святыни. Барельефы и фрески были побиты и испорчены, гравюры расколоты на куски. Взамен был размещён герб Кашмира: перекрещенные кривые сабли.
Впрочем, полностью искоренить что влияние Аммы, что (тем более) Хореса было невозможно. Слишком уж оно оказалось вездесущим. Даже здесь, в тронном зале наместника, куда ни кинь взгляд, были замечены имперские орлы и «малые молельни», заменяющие посещение храма для особо богатых и ленивых.
Больше всего усилий было приложено, чтобы уничтожить огромное настенное панно, нарисованное прямо на стене за троном. Оно было столь большим, что исключало возможность быстро затереть его или соскоблить. Разве что поджечь, но тогда проще будет разрушить весь дворец, на что визирь не пошёл, даже когда Йишил предложила свои услуги.
В конечном итоге панно было завешано тканью.
Впрочем, пустынные «вельможи» Челефи не показывали никакого дискомфорта от соседствования с чужими святынями и гербами. Этим людям, по большей части, было плевать на такие мелочи и интерес они проявляли лишь к порче того, что было излишне красивым и объёмным, дабы иметь возможность забрать вещь с собой, на дальнейшую продажу.
Кальпур находил в этом изрядную долю иронии, но остальные были слепы к таким противоречиям. Если раньше кашмирцы казались порочными и обнищавшими, то теперь они выглядели просто нелепо, украшенные богатыми трофеями захваченного города.
Чумазые лица, перемазанные сажей и хвастающиеся отсутствием зубов, нечёсанными бородами, старыми и новыми шрамами, теперь несли намёк на благородство. Если бы его можно было представить в цирке! Пёстрые одежды демонстрировали генеральские кольчуги и мундиры, артефактные подвески и амулеты, какие-то малиновые платья, которые, как подозревал эмиссар, были взяты из женского гардероба, а также обтягивающие голубые панталоны — в чём-то похожем ходили гаремные евнухи из Сайнадского царства.
Какой-то звероватый кашмирец таскал за спиной щит из длинных, белых перьев. Другой — тонкий стеклянный кинжал, на котором красовалась россыпь рун. Третий — сделанный из чистого золота мушкет, который мог сгодиться разве что на продажу, ведь золото — плохой металл для создания из него оружия. Если, конечно, на нём не были размещены руны. Кальпур этого не видел, зато кое-что понимал: ранее эти люди проводили свою жизнь, бегая по Великой Саванне и загоняя дичь, проживая в горах и подсчитывая глотки воды и запас пайков, прячась по пещерам от солнца и ветра. Конечно же они, дорвавшись до подобной роскоши, не смогли сдержать себя в руках. Логично, что теперь они будут насыщать свою алчность до тех пор, пока не пресытятся или не погибнут в процессе.
«Вот только эти люди скорее напоминают карнавал опасных дураков, а не возможного союзника Сайнадского царства», — думал Кальпур.
Один лишь Челефи представлял из себя островок спокойствия и сдержанности, которыми когда-то
По левую руку от трона главы восстания разместился Эралп. Мужчина стоял, как гранитная статуя, скрестив руки на груди и, казалось, даже не моргал. Лишь по изредка слышимым вздохам и откашливанию, можно было понять, что это живой человек. Он не слишком интересовался пленниками, хотя пару раз доставал свиток, делая какие-то пометки. По правую руку от Челефи стояла Йишил. Девушка, как обычно, прятала лицо под капюшоном, стараясь не дать никому даже возможности увидеть хотя бы часть её тела. Что это? Врождённая скромность, проблемы со здоровьем или приобретённое уродство? С последними пунктами ей можно было бы помочь, если бы нашлись умелые лекари, кого в армии Челефи попросту не наблюдалось. В основном его маги являлись обычными стихийниками, обучаясь на самое простое, быстрое и нужное «здесь и сейчас».
Сам Кальпур стоял позади трона, будто тень. Признаться, послу уже надоело удерживать себя на ногах. Он наблюдал одну и ту же картину раз за разом: более сотни голых женщин и мужчин протащили перед Челефи и его мстительными капризами — несчастная вереница, некоторые гордые и дерзкие, но большинство жалкие и сломленные, хрипящие и умоляющие о милосердии, которое ни разу не было проявлено.
Челефи требовал отказа от веры в Хореса и если человек не соглашался, то его убивали на месте. В ином случае, людей распределяли в зависимости от статуса и потенциальной выгоды. Впрочем, последнее относилось лишь к мужчинам, так как женщин, вне зависимости от положения, просто выводили, чтобы использовать для насыщения собственных диких пристрастий.
Процесс всё длился, длился и длился… Сайнадский дипломат устал рассматривать очередных напуганных жертв. Ему надоел этот грязный фарс, который становился лишь злее и изощрённее с каждым следующим пленником. Подобное казалось скудным и примитивным для взгляда немолодого посла, у которого уже начали болеть ноги и чесаться спина.
Однако в этот раз… Увидев Фиру, Кальпур мгновенно насторожился, перестав зевать, а его острый взгляд впился в эту женщину, пристально изучая всю без остатка.
Стражники бросили её на площадку, возле ног своего повелителя, но если с другими пленниками они наслаждались каждым мигом их унижений, не забывая отвешивать злые шутки или обидные, болезненные тычки, то сейчас сделали это с механической неохотой — будто надеясь отгородиться от женщины своими вынужденными обязанностями.
Челефи подался вперёд, с интересом рассматривая очередную жертву. Он поглаживал свою бороду, задумчиво щурясь, чего не делал ранее ни с кем.
«Прецедент», — подумал эмиссар.
— Эралп, мой помощник, поведал мне занимательную историю, — произнёс визирь, изучая, как Фира медленно выпрямилась, демонстрируя грацию, несмотря на закованные в железо руки.
Жрица Аммы не показывала ни малейшего страха перед ситуацией. Не смущалась она и отсутствия одежды, и своей наготы.
«Очевидно, здесь имеет место быть работа искусных целителей и алхимиков», — с долей профессионализма оценил её Кальпур. Как человек, который регулярно отирался в самых высших кругах, входя и во дворец Велеса в Каржахе, и в имения представителей дворянских родов, он умел определять изменения внешности. И чем богаче заказчик, чем опытнее целитель, тем больше сходства можно было найти у их «пациентов». Сейчас посол был свидетелем подобной работы, которая, тем не менее, сохранила изрядную долю индивидуальности самой Фиры.