Все еще жив
Шрифт:
— Мы, смертные, для богов словно гашиш. Наркотик. Они курят и едят нас. Делают украшения из наших мыслей и страстей. Боги алчут наших мук и нашего блаженства. Поэтому собирают и учат поклоняться. Поэтому выбирают определённые качества, которые почитают и иные, которые порицают. Всё, ради изысканности собственного обеда. Лишь немногие боги могут быть истинно справедливыми и устоять перед искушением обратить мир в собственную кладовую. Триединство, каждый представитель которого следит и ограничивает двух других — единственное, что может стоить доверия.
Кальпур
— Значит, ты понимаешь, — произнесла Фира с рычанием, которое вызвало у эмиссара мурашки, побежавшие по коже. — Когда твоя жизнь завершится и Амма возьмёт тебя, то её наслаждению не будет конца. Твоя кровь и плоть — неисчерпаемы в смерти. Тебя, ведьма, будут вкушать целую вечность. Попробуй хоть немного воздуха, которым ещё можешь дышать, ведь в смерти своей тебя будет ждать лишь бесконечная утроба великой богини, под слух хруста собственных, разгрызаемых костей.
«Святая мать» оглядела зал и молчаливых кашмирцев.
— Вы считаете, что Троица богов похожа на вас. Правят справедливо и честно, ведь любой обман будет раскрыт своими же сородичами. Но почему никто не думал, что обман может исходить от всех разом?! — полный жестокой злобы взгляд оценивал одного мужчину за другим. — Вы делаете образ Триединства своей высшей формой. Думаете, что можете проследить линии и границы через внешние проявления, как делал этот дурак Аль-Касари, расписавший подобное в серии собственных книг? Считаете, можете сказать, что принадлежит богам, а что нет? До чего же наивные блуждающие абстракции!
Теперь взгляд Фиры снова сосредоточился на Йишил.
— Богиня ждёт, верс. И она может ждать столько, сколько понадобится. Твоя жизнь — пылинка перед её терпением. Только рождение и война могут захватить — и она захватывает!
Кальпур сделал маленький шаг назад, а его глаза в неверии и ужасе осматривали богато обставленный зал. Дипломат видел возмущение и ропот кашмирцев, которые не были в силах переварить свалившееся на них откровение. Многие люди яростно щурили глаза, иные же испытывали откровенный ужас, осеняя себя охранными знаками и ритуальными жестами.
«На них навалилось слишком много странного, отчего даже столь необременённые интеллектом люди поняли: происходит что-то серьёзное», — осознал посол.
— Хватит нести чушь! — заорал Челефи, наглядно демонстрируя, что его веселье сменилось злобой.
Пленница захихикала — слишком дико для таких юных губ, как у неё. Пыль недавно прошедших боёв поднималась в слабых лучах солнечного света, в то время как листья местных растений, похожих на маленькие оранжевые треугольники, перекатывались по полу, подгоняемые сквозняками открытых окон дворца.
— Да, Амма! — Фира закричала в воздух с такой силой, какой просто физически не должно было быть в её изящном, женственном теле. — Схватить ведьму было бы восхитительно! Да-а!
— Демоница! — едва не сплюнула Йишил. Её голос волшебным образом заставил всех вокруг замолчать. С застывшим
— Верно! — Фира вновь захохотала. — Все мы зависимы от людей и не можем поделать с этим ничего. Все, кроме одного!
Челефи хмуро опустил голову, подпирая подбородок кулаком.
— Посланник, — негромко произнёс он. — Значит, на воле бродит посланник.
— О чём ты? — уточнила Йишил, обернувшись к нему.
Кальпур опасливо вздрогнул и замер, когда в должной мере осознал тему, поднятую кашмирцами. Эти варвары не понимают, какой катастрофой всё это обернётся! Боги! Боги отправились на войну!
«Как в старые времена. Но что изменилось? Что способствовало их выходу из спячки?!» — метались мысли в голове дипломата.
— Мир полон бесконечных вероятностей, — пояснил Челефи. — И зная конечный итог каждого действия, можно добиться получения такого результата, к которому и стремишься. Линия совершенных случайностей! Божественный посланник способен их видеть. Всё вокруг подстраивается под него и создаёт те вероятности, которые нужны. Каждый его шаг — словно бросок игральный костей, которые всегда выбивают максимальный результат. Это… — и замолк, а через несколько секунд повернулся к «Святой матери» Аммы.
— Это? — требовательно спросила Йишил. Лишь в такие моменты Кальпур осознавал их родство. Никто более не смел общаться в таком тоне с Челефи. Никто… лишь его дочь и женщина, закованная в железо.
Визирь пожал плечами.
— Дар, — в голосе кашмирца слышалась доля странной неуверенности. И, как показалось эмиссару, страха.
Фира, между тем, хихикала, гремела цепями и топала ногами.
— Ты всего лишь временное бедствие! — уверенно заявила жрица. — Испытание, которое отделяет праведников от грешников. Твои действия ничтожны. Твоя сила смешна. Скоро Тораньон охватит куда более страшная война! Богиня поднимет верующих из тысяч своих храмов. Все культы вооружатся для последней битвы. А ты… — она усмехнулась, — скачи, кашмирский дурак. Езжай вперёд! Захвати всё, на что падёт твой взгляд! Смерть и ужас съедят тебя и твою армию быстрее, чем всё начнётся!
Лорд Челефи поднялся на ноги, будто стремясь уйти от сказанных слов. Стряхнуть их с себя. Кальпур заметил, как крепко сжимались его кулаки.
— Посланник Аммы, — серьёзно, как никогда, начал говорить он, — направлен за императорской семьёй?
— Богиня охотится на демона, — жеманно произнесла Фира.
На лице кашмирца появилась кривая ухмылка. Он взглянул на свою дочь:
— Скажи, Йишил, нравится ли тебе наша пленница? — его слова сразу дали Кальпуру понять, что визирь что-то задумал. Окончательно определился с каким-то решением.