Все это очень странно
Шрифт:
Лули спросили, как меня зовут. Поскольку я не знал, они стали подбирать подходящее имя. Предложили Уолтера, но тут же отвергли. Я оказался «неуолтеристый». Сэмюэл, потом Милоу, потом Руперт. Некоторым из них нравился Альфонс, но память моя никак не откликалась на Альфонса. «Сикомор», — сказал вдруг кто-то из них.
Сикомору я никогда не нравился. Помню, как твоя мать стояла тогда под согнутыми зелеными ветвями, плавно метущими землю, как юбка. Это был такой сикомор! Самый красивый сикомор в моей жизни. На одной из ветвей, глядя прямо на меня, сидел крупный черный кот с длинными усами и щегольской белой манишкой. Ты оттащила меня от окна, уже успев накинуть футболку. Высунулась наружу. «Мам, я сейчас поймаю его, — сказала ты женщине
Сикомор пошел к окну по одной из веток, той самой, толстой, которая привела меня к тебе. Ты… Ариадна? Томасина?.. сняла кота с подоконника и закрыла окно. Опустила его на кровать, он свернулся в ногах и уютно заурчал. Но когда я проснулся ночью — снилось, что я тону, — он лежал у меня на лице, прижимаясь ко рту тяжелым бархатным брюхом.
Я всегда считал, что Сикомор — дурацкое имя для кота. Даже когда он состарился и стал ночевать в саду, он не стал похож ни на какой сикомор. Кот как кот. Он выскочил на дорогу прямо перед моей машиной, я успел заметить его, и ты видела, что я его заметил. Я понимал, это будет последней каплей — выкидыш, роман твоего мужа со студенткой, да еще и раздавленный кот, — и пытался свернуть, объехать его. Кажется, все-таки я его раздавил. Я не хотел, моя радость, моя любимая… Перл? Пэтси? Портия?
Ты знаешь кто.
Мертвец смотрит телевизор вместе с лули. Мыльная опера. Лули умеют так ловко сгибать антенну, что изображение становится вполне сносным, но звука по-прежнему нет. Один лули стоит рядом с телевизором и держит антенну в нужном положении. Мыльная опера какая-то странная, актеры одеты старомодно — так одевались дедушки и бабушки мертвеца. Женщины в шляпах «колокол», с густо накрашенными глазами.
Показывают свадьбу. Потом показывают похороны, хотя мертвец так и не понял, кто умер. Потом главные герои идут на пляж. Женщина одета в черно-белый купальный костюм, полосатый, закрывающий ее от шеи до середины бедер. У мужнины на брюках расстегнута молния. Они не держатся за руки. Кули вполголоса обсуждают фильм.
— Слишком мрачная, — говорит один о женщине на экране.
— Пока живая, — отвечает другой.
— Какой тощий, — еще кто-то показывает на мужнину. — Надо больше есть. А то ветром сдует.
— В море.
— В Сикомора.
Лули смотрят на мертвеца. Он идет к себе в комнату. Запирает дверь. Пенис встает торчком, твердый, как дерево. Тащит мертвеца через всю комнату, прямо к кровати. Человек умер, но тело еще не знает об этом. Телу до сих пор кажется, что оно живо. Мертвец начинает произносить вслух все имена, которые знает, — обычные, красивые, глупые, нелепые. Лули тихонько подкрадываются к двери. Стоят и слушают поток имен.
Дорогая Бобби? Билли?
Как я хотел бы получить ответ от тебя!
Ты знаешь кто.
Когда небо меняет цвет, лули выходят на пляж. Мертвец смотрит, как они подбирают с песка комья странного серовато-бежевого вещества. Тщательно прожевывают, сосредоточенно поглощают. Покончив с одним комком, подбирают следующий. Мертвец тоже выходит из отеля. Подбирает с песка комок. Ангельские пирожные? Манна? Мертвец нюхает серовато-бежевый шарик. Он пахнет цветами: лилией, лилией, розой, жасмином. Мертвец отщипывает кусочек и кладет в рот. Абсолютно никакого вкуса. Мертвец разочарованно кривится в сторону почтового ящика.
Дорогая Дафна?.. Прозерпина?.. Рапунцель?
Кажется, есть такая сказка,
Нет, вот что точно. Я куда-то ехал. Да, этот вариант кажется мне самым правдоподобным. Мы были в постели, вместе, ты и я, а потом ты встала и посмотрела мне в глаза. Я думал, ты меня простила, и жизнь наша теперь снова наладится и пойдет, как раньше. «Бернис? — сказала ты. — Глория? Патрисия? Джейн? Розмэри? Лора? Лора? Хэрриет? Джослин? Нора? Ровена? Антея?»
Я встал с постели. Оделся и вышел из комнаты. Ты шла за мной. «Мэрли? Женевьева? Карла? Кити? Милдред? Марни? Линли? Тереза?» — ты бросала имена стаккато, одно за другим, будто била ножом. Я не смотрел на тебя — схватил ключи от машины и вышел из дому. Ты стояла в дверях и смотрела, как я сажусь на водительское сиденье. Губы у тебя шевелились, но я ничего не слышал.
Сикомор выскочил на дорогу, я увидел его и резко вывернул руль. Скорость была приличная, половину дорожки я уже проехал. Я придавил его к почтовому ящику, машина вильнула и въехала в большой сиреневый куст. Взлетело облако белых лепестков. Ты закричала. Что было дальше, я не помню.
Может быть, так я и умер, а может, и нет. Может быть, я умирал не один раз, но в конце концов это случилось. И вот я здесь. Думаю, никакой это не остров. Думаю, я мертвец, запертый в деревянном ящике. Если лежать тихо и не дышать, я почти слышу, как другие мертвецы царапают стенки своих ящиков.
А может, я призрак. Может быть, волны, напоминающие кошачью шкурку, действительно кошачья шкурка, а вода, которая шипит и плюется в меня, и правда твой кот — кот ведь тоже может стать призраком.
Может быть, я здесь для того, чтобы что-то понять, заслужить прощение. Лули меня простили. Может быть, и ты простишь тоже. Когда море само подойдет к моим ногам и уютно заурчит, это будет значить, что ты простила меня за то, что я сделал. За то, что ушел от тебя после этого.
Или я просто турист, торчащий на этом острове с лули, пока не придет время возвращаться домой, пока ты не приедешь и не заберешь меня… Ирис?.. Ирэн?.. Долорес?.. вот почему я так надеюсь, что ты получишь это письмо.
Ты знаешь кто.
ВОДА ПО ЧЕРНОЙ ШЕРСТИ
— Что тебе нужнее — любовь или вода?
— В каком смысле?
— В таком. Ты скорее проживешь без любви или ты скорее проживешь без воды?
— А почему нельзя иметь и то и другое?
Рейчел Рукк пригласила Кэролла домой познакомиться с родителями спустя два месяца после того, как переспала с ним. Для девушки, легко поддающейся настроению и запросто скидывающей одежду, временами она была удивительно скрытной. За два месяца Кэролл узнал лишь то, что родители Рейчел живут на ферме у городской окраины, торгуют летом клубникой, а зимой новогодними елками. И почти никуда не выходят, мир сам навещает их — заглядывают выехавшие на пикник горожане, проезжие туристы.