Все это очень странно
Шрифт:
Джей говорит, что настоящие проблемы начались, когда автобус подъехал к терминалу в «Ла Гуардиа» и он пошел на регистрацию. Женщина за стойкой оказалось блондинкой, так же как и все женщины в очереди, и он повернул назад. Он говорит, что пришел к выводу, что его билет — это билет в Страну Сэнди Дункан, а обратного билета нет, так что, если он не вернется немедленно в Манхэттен, то окажется на какой-нибудь планете, населенной блондинками с гладкими кукольными промежностями. Он говорит, что Манхэттен подвергся чему-то вроде инопланетного вторжения, но он положит этому конец. Он знает, что может жить в квартире, полной крыс,
Он говорит, что когда вернулся домой, соседка по этажу подглядывала в замочную скважину. Откуда ты знаешь, спрашиваю я. Он говорит, что почувствовал ее запах за дверью. Прихожая наполнилась теплом от излучаемого ею жара, запахло лимонной жидкостью для мытья посуды. Он говорит, что сожалеет, что не может приехать на мои чтения, но так уж вышло. Он говорит, что когда поедет летом в Анкару, возможно, не вернется. Там не так много блондинок, говорит он.
На моих чтениях присутствует отец, владелица кафе и еще около трех человек. Я читаю рассказ, написанный несколько лет назад, о мальчике, который учится летать. Это не сделало его счастливым. Отец говорит мне, что у меня определенно больное воображение. Он всегда так говорит. Его подруга говорит, что у меня хороший голос и дикция. Я говорю ей, что работала над дикцией. Она говорит, что ей нравится мой новый цвет волос.
Я думаю позвонить Джею и сказать, что собираюсь покрасить волосы. Я хочу сказать, что это, возможно, уже не нужно, что, просыпаясь по утрам, я нахожу на подушке светлые волосы. Если бы я позвонила ему, чтобы сказать это, я могла бы все уладить; я могла бы сказать правду. Перед тем как позвонить ему, я жду, что же случится дальше. Я сижу на отцовском диване, благоухающем как лимонная жидкость для мытья посуды, и смотрю рекламу, в которой чьи-то руки набирают номер, чтобы заказать видеокалендарь с экзотическими красотками. Я пью баттерскотч прямо из бутылки. Я жду телефонного звонка.
ЛУИЗИН ПРИЗРАК
Две женщины (одна с ребенком) встречаются в ресторанчике. Симпатичный ресторанчик, сплошные высокие окна. Подруги уже бывали здесь. Кухня отличная. Когда так много света, и еда вкуснее. Ребенок — девчушка, одетая во все зеленое: зеленый пушистый свитер, зеленая футболка, зеленые вельветовые брючки и грязные кроссовки с черно-зелеными шнурками — шмыгает носом. Сама маленькая, а нос большой. Наверно, принюхивается к еде на столиках. А может, нюхает теплый свет, окутывающий все вокруг.
Все эти оттенки зеленого на ней не очень-то сочетаются, но зеленое и есть зеленое.
— Луиза!
— Луиза!
Подруги звонко чмокаются. Подходит метрдотель.
— Рад вас видеть, Луиза! — кивает он той, что с ребенком. — Ну-ка, ну-ка, кто к нам пришел? Анна! Какая большая! А в прошлый раз была такая маленькая. Во-от такая, — он вытягивает большой и указательный пальцы, будто собрался взять щепотку соли. Потом смотрит на вторую женщину.
— Это моя подруга, Луиза, — говорит Луиза. — Моя лучшая подруга. Мы еще со скаутского лагеря дружим. Ее зовут Луиза.
— А, ну конечно, — улыбается метрдотель. — Луиза. Как же я забыл?
Луиза садится напротив Луизы. Анна влезает на стул сбоку. Она что-то рисует зеленым карандашом в блокнотике с зелеными листами — трудно разобрать что. Кажется, это домик.
— Прости сама знаешь за кого, — говорит Луиза. — Сегодня день учителя. Парень, который с ней сидит днем, в последний момент сказал, что не сможет приехать. А мне столько всего надо тебе рассказать! Ну, сама знаешь, номер восемь… Боже, кажется, я влюбилась. Ну-у, не то чтобы влюбилась…
Из окна на нее щедро льется мягкий золотистый свет, и Луиза вся золотисто-сливочная от счастья. Просто светится им. Свет любит Луизу, думает вторая Луиза. Конечно, любит. Как ее можно не любить?
У Луизы есть одна особенность — ей не нравится спать в одиночестве. Говорит, кровать слишком большая. Слишком просторная. Нужно свернуться у кого-то под боком, иначе будешь кататься по ней всю ночь. А то и на полу проснешься. Но чаще Луиза просыпается не одна.
Когда Анна была поменьше, она спала вместе с Луизой. Но теперь у нее своя комната, своя кровать. Там зеленые стены, зеленые простыни и наволочки. На стенах развешены зеленые листочки с ее рисунками. А на зеленой кроватке зеленый плюшевый медвежонок и зеленый утенок. И лампа у нее тоже зеленая, с зеленым абажуром. Луиза была в этой комнате. Помогала Луизе красить стены. Ей пришлось тогда надеть солнечные очки. Тяга к зеленому, стремление всё вокруг сделать вариацией на одну и ту же тему — наверно, это наследственное, думает Луиза..
У Луизы есть еще одна особенность. Слабость к виолончелистам. Она уже года четыре как спит с виолончелистом. Только не с одним и тем же. С разными виолончелистами. Понятное дело, что не со всеми сразу. Сначала с одним, потом с другим. Номер восемь — новый виолончелист Луизы. Номера с первого по седьмой были тоже виолончелисты, хотя отец Анны не имел никакого отношения к виолончели. Это было до виолончелистов. До Эры Виолончелистов. В любом случае, если верить Луизе, виолончелисты не отличаются плодовитостью — у них неважная спермограмма.
Луиза с Луизой каждую неделю обедают вместе. Заходят в уютные ресторанчики, Луиза знает всех метрдотелей. Она рассказывает Луизе о виолончелистах. Виолончелисты непостижимы. Луиза их еще не раскусила. Что-то есть в том, как они сидят, расставив ноги и согнув руки, будто обволакивая свои виолончели. Виолончелисты люди серьезные, основательные, плотные и в то же время манящие. Как двери. Открываются, и ты входишь.
Двери — это эротично. Эротичны деревянные изгибы и смычки, на которых натянут настоящий волос. Мундштуков, например, в виолончели нет. В мундштуках Луиза не видит ничего эротичного.
Луиза занимается пиаром. Добывает деньги для симфонического оркестра — в этом деле она профи. Отказать ей почти невозможно. Луиза приглашает богачей на обеды, знает, какое они предпочитают вино. Организует благотворительные аукционы и балы, приглашает спонсоров на репетиции, усаживает на сцене, чтобы те могли посмотреть на оркестр вблизи. А потом ведет к себе домой очередного виолончелиста.
Луиза и сама чем-то напоминает виолончель — фигуристая брюнетка в коричневом костюме, длинная шея, блестящие волосы уложены в высокую прическу завитком. Наверно, думает Луиза, виолончелисты любят по вечерам распускать эту прическу, перебирать густые Луизины волосы — медленно, с нежностью, с наслаждением. В лагере Луиза часто причесывала Луизу.