Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
Пустота внутри была невыносима. То, что он знал, как был запущен механизм, ничего не меняло. Посмотрев назад, в свое собственное прошлое, он мог увидеть, как все начиналось: тренировки, оттачивание природных способностей, утонченно подобранные нагрузки сложнейших дисциплин, даже полученная в критический момент Экуменическая Библия… и наконец, в последнее время, – Пряность в больших дозах. И теперь он мог смотреть вперед, в будущее: самое пугающее направление! Но туда вело все, что случилось с ним.
«Я –
– Нет…. – сказал он. – Нет. Нет! НЕТ!!!
Он вдруг понял, что бьет кулаками по полу палатки. (А та странная новая его часть неумолимо считала: отметила эту вспышку как интересную информацию о его эмоциях и включила эту информацию в свои расчеты.)
– Пауль!
Мать оказалась рядом – удерживала его руки. Лицо Джессики сероватым пятном вырисовывалось во мраке, он чувствовал ее взгляд.
– Что случилось, Пауль? Что тебя мучает?
– Это ты!..
– Я, я, – успокаивающе сказала она. – Все хорошо, все в порядке…
– Что ты со мной сделала?! – горько спросил он. Во внезапном озарении она поняла часть того, что он имел в виду, и ответила:
– Я родила тебя.
Инстинкт, проницательность .и утонченное знание подсказали, что именно такой ответ нужен был, чтобы успокоить его. Он почувствовал ее руки, ласково сдерживающие его, увидел неясно очерченное в темноте ее лицо. (Некоторые наследственные черты ее лица были замечены его новым сознанием, включены в общую сумму данных, просчитаны, получившийся результат выдан и принят к сведению…)
– Отпусти меня, – резко сказал он. Она услышала сталь в его голосе и повиновалась.
– Может быть, скажешь все-таки, что случилось, Пауль?
– Ты знала, что делаешь, когда тренировала меня? В его голосе не осталось ничего детского, подумала она и ответила:
– Я надеялась – как все родители, – что ты вырастешь и станешь иным… лучше, чем я…
– Иным?
Она услышала горечь в его голосе.
– Пауль, я…
– Тебе не сын был нужен! – закричал он. – А этот – Квисатц Хадерах! Бене Гессерит мужского пола!..
Ее словно оттолкнуло – так сильна была его горечь.
– Но, Пауль…
– Ты спрашивала отца, хотел ли он этого?!
Она ответила ему мягко (и горе вновь ожило в ней):
– Кем бы ты ни был, Пауль, но ты настолько же сын своего отца, насколько и мой.
– Да, но твое воспитание! Твои тренировки! Все то, что… разбудило… спящего,..
– Спящего?
– Вот здесь. – Он дотронулся до своей головы, потом положил руку на грудь. – Здесь, во мне. И это все продолжается… продолжается… продол…
– Пауль! – крикнула она, слыша, что он вот-вот сорвется в истерику.
– Послушай, – сказал он. – Ведь ты хотела, чтобы Преподобная Мать узнала о моих снах? Так вот послушай теперь сама, вместо нее. Только что я видел сон – наяву. Спал и бодрствовал: А знаешь почему?
– Успокойся, – сказала она. – Если что-то и…
– Это Пряность,– произнес он. – Она здесь всюду. В воздухе, в почве, в еде. Гериатрическая Пряность. Она подобна снадобью Правдовидиц – это яд!
Она замерла.
Он тихо повторил:
– Это яд. Тонкий. Коварный. Незаметный. И – необратимый. Причем он не убивает – разве только если прекратишь принимать его. Теперь мы не можем покинуть Арракис, не взяв с собой часть его.
Спокойствие в голосе пугало и не оставляло места для возражений.
– Ты – и Пряность, – произнес Пауль. – Пряность меняет всякого, кто принял достаточное ее количество. Однако благодаря тебе я смог воспринять эту перемену своим сознанием, и сознание мое изменилось. Для большинства она остается на подсознательном уровне, где ее можно заглушить, Я же ее вижу.
– Пауль, ты…
– Я вижу ее! – повторил он.
Она услышала нотки безумия в его голосе и не знала, что ей делать.
Однако он снова заговорил, и сталь вновь появилась в его голосе.
– Мы здесь в ловушке.
«Да, мы здесь в ловушке», – мысленно согласилась она.
Она не могла не признать его правоту. Вся сила Бене Гессерит, любые хитрости, любая изобретательность – ничто не могло теперь освободить их от Арракиса. Пряность давала сильное привыкание. Тело ее узнало это гораздо раньше, чем сумел осознать разум.
«Значит, здесь суждено нам прожить всю свою жизнь, – подумала она, – на этой адской планете. Это место нам уготовано – если, конечно, мы сумеем ускользнуть от Харконненов. И все, что мне остается, – это быть племенной кобылой, сохраняющей важную генетическую линию для Плана Бене Гессерит».
– Я должен рассказать тебе о моем сне наяву, – промолвил Пауль. Теперь в его голосе звучала ярость. – А чтобы ты не просто выслушала, но услышала и поняла, что я знаю, о чем говорю, – скажу прежде, что мне известно. Ты родишь дочь, мою сестру, здесь, на Арракисе…
Чтобы подавить нахлынувший страх, Джессика уперлась руками в пол палатки, вжалась спиной в ее стенку. Она знала, что ее беременность еще нельзя было заметить со стороны, и лишь Бене-Гессеритская подготовка позволила ей уловить первые, слабые знаки жизни, зарождающейся в ее теле, угадать пробуждение эмбриона, которому было всего несколько недель.
– Лишь для служения… – прошептала Джессика, пытаясь найти опору в девизе Бене Гессерит: «Мы живем лишь для служения».
– Так вот, – сказал Пауль, – мы найдем свой дом среди фрименов. Там, где ваша Миссионария Протектива подготовила для нас убежище.