Всё и вся. Рассказы Вельзевула своему внуку
Шрифт:
«Что вы, что вы!.. – воскликнул он искренне удивленным тоном. – Ведь у меня большая семья!
Если бы моя школа была в моей родной стране, то не только моя семья умерла бы с голоду, но я бы даже не смог снять в Нью-Йорке сырой комнаты, чтобы иметь убежище с плохую погоду от леденящих северных ветров.
Но здесь, в городе Париже, слава Богу, есть много желающих научиться этому фокстроту, и они хорошо платят за это».
«Я не понимаю, – прервал я. – Вы говорите мне, что ваши ученики целиком состоят из ваших соотечественников, приезжающих сюда, и в то же время вы говорите,
«В этом-то и дело, – ответил почтенный американец. Причиной этого является одна маленькая психологическая странность из числа многих других специфических странностей, в совокупности составляющих глупость моих соотечественников.
Дело в том, что моя школа находится в Париже, или, как говорят «умные» люди у нас в Америке, в «современном Вавилоне».
А этот современный Вавилон пользуется большой популярностью у всех наших американцев, и все они считают долгом побывать в этой столице мира.
Каждый американец, который накопил хотя бы немного денег, должен обязательно приехать сюда.
А вы должны знать, между прочим, что в Америке не так-то легко нам накопить денег. Это только здесь, в Европе, думают, что в Америке доллары чуть ли не валяются на улице. Но в действительности эти американские доллары, повторяю, совсем не легко достаются тем, кто живет там. Каждый цент надо заработать своим трудом.
У нас, в Америке, совсем не платят, как здесь, в некоторых европейских странах, за разные эфемерные ценности, такие, как слава, известность, талант и т. д.
Например, здесь, в Европе, если какой-нибудь, скажем, художник когда-то написал хорошую картину и прославился, то потом, какую бы дрянь он ни создал, публика всегда будет платить большие деньги за эту дрянь только потому, что это – работа того «знаменитого» художника.
У нас, в Америке, однако, дело обстоит совсем по-иному. Все делается там для денег, и каждая работа оценивается по ее размеру и весу. Имя, талант, гений – такого рода товар у нас дешев, и доллары в Америке добываются с большим трудом.
Но, к счастью для меня, у наших американцев есть много других слабостей и среди них страсть «посмотреть Европу».
Из-за этой самой страсти каждый американец, иногда даже лишая себя необходимого, стремится с большим трудом скопить мало-помалу заработанные доллары, только для того чтобы иметь возможность поехать в Европу и, конечно, в «столицу мира»… Париж.
Вот почему моих соотечественников здесь всегда, как говорят, «хоть пруд пруди», – это первая причина. А вторая причина в том, что поскольку у наших американцев есть еще одна большая слабость, именно тщеславие, их воображению льстит, что люди будут говорить, что они учились фокстроту не в какой-нибудь Филадельфии или Бостоне, а в самом Париже, где рождаются модные новшества для всей Земли, а так как фокстрот – модное новшество, то «парижский фокстрот» для них, так сказать, – последнее слово цивилизации.
И поэтому, благодаря этим двум ферментам у наших американцев, я, бедный учитель танцев, всегда имею здесь достаточное число американцев, которые хорошо мне платят.
Правда, они платят мне франками, а не долларами,
После этого объяснения я спросил его:
«Скажите мне также, пожалуйста, мой дорогой сэр, возможно ли, чтобы ваши соотечественники приезжали сюда, в город Париж, только для того чтобы научиться этому вашему фокстроту?»
«Почему только ради фокстрота? – ответил он. – За это время они также ездят по самому Парижу и его окрестностям, а иногда даже уезжают довольно далеко. Короче говоря, они в это время также «изучают» Европу.
Они «посещают» и «изучают» Европу для того, чтобы, как говорят там у нас, «завершить свое воспитание и образование»; но, говоря между нами, это одна из тех фраз, которую повторяют как попугаи у нас те, которые претендуют на то, что они настоящие англичане, тогда как в действительности мои соотечественники смотрят Париж, как и Европу, только чтобы удовлетворить свою слабость – тщеславие.
Они смотрят ее не для того, чтобы стать более образованными, или приобрести больше сведений, а только чтобы иметь потом возможность похвастать там, дома, в разговоре со своими знакомыми, что они, так сказать, бывали в Европе и видели там то-то и то-то.
Здесь, в Европе, в каждом подходящем месте для этой цели имеется даже филиал конторы под названием «Бук и сын», которая очень хорошо удовлетворяет как раз эту потребность, и, конечно, здесь, в Париже, также есть один из этих филиалов.
Так вот, мои дорогие соотечественники собираются как стадо овец в группы из нескольких десятков, и вся эта группа «туристов» садится в огромный так называемый «автобус Бука» и едет туда, куда ее везут.
В таком автобусе Бука, помимо «шофера», есть еще одно лицо, называемое «сонный тип Бука».
Во время рейса этого знаменитого автобуса Бука этот самый «сонный тип» время от времени слабым голосом выкрикивает названия мест и различных исторических и неисторических «достопримечательностей» Парижа и его окрестностей, заученные им, как попугаем, по «путеводителю», составленному самим Буком. Одним словом, вот так мои дорогие соотечественники «изучают» Европу.
Эти «сонные типы» имеют очень слабые голоса и чахоточный вид, так как они обычно очень устают и не высыпаются; и это, вероятно, объясняется тем, что многие из этих типов работают где-нибудь по ночам, помимо работы у «Бука и сына», чтобы заработать, вместе с мизерной платой у «Бука и сына», достаточно, чтобы прокормить свою семью, так как содержать семью – нелегкая задача, особенно в Париже.
А то, что мои дорогие соотечественники почти не слышат, что говорят эти «сонные типы» своим слабым голосом, не имеет особого значения. Не все ли равно, что бормочет этот сонный тип, или каким голосом. Так как им совсем не нужно знать никаких подробностей о том, что они видят. Не все ли им равно, что они видят и что все это значит. Им нужен только «факт», что они были в этом месте и в общем все видели.