Все или ничего
Шрифт:
— Что происходит? — напряженно спросила Анна.
— Не знаю! Я не знаю! — взорвался маг. — Я мастер-целитель, и я не знаю!.. Он умирает… — хрипло продолжил Эрик. — Я восстановил все физические и ментальные повреждения, но его аура продолжает распадаться! Я ничего не могу сделать! Ничего не понимаю, ведь у него случались и куда более опасные ранения… Нет, эти тоже, конечно, не царапины, но… А, черт, да не знаю я!
Княжна растерянно закусила губу. Рид нервно зашагал по лаборатории.
—
— Ты ничего здесь не сделаешь, — попыталась утешить брата Анна. — Его убивают не раны, и ты прекрасно это знаешь.
— Да, я знаю, — обреченно склонил голову князь. — Если ничего не изменится, он проживет еще часа полтора, а потом все — аура исчезнет, и наступит полная смерть.
Дверь открылась, и в лабораторию вошла госпожа кардинал в сопровождении Профессора и оборотнички.
— Эрик! — Злата кинулась к чародею.
— Где этот сын блудной гиены?! — мрачно осведомилась Радислава, не увидев среди присутствующих Виктора. Тут взгляд оборотнички упал на неплотно прикрытые двери лазарета. — Я его сейчас сама прикончу! — прорычала оборотничка, кидаясь туда.
Менестрель молнией влетела внутрь и звучно захлопнула за собой дверь. Вся решимость слетела с нее сразу же, едва она рассмотрела бессильно вытянувшегося на койке байкера: мертвенно-бледное, неестественно заострившееся лицо, какие-то слишком белые бинты на груди и руках. Мужчина дышал сбивчиво и неравномерно.
— Ты же обещала… — одними губами прошептала менестрель, — обещала, что не тронешь его… Ты обещала оставить его мне!
— А я его и не трогаю, — совсем рядом с Радиславой раздался тихий, насмешливый голос, исходящий из пустоты. — В данный момент от меня ничего не зависит… Ты — хозяйка положения. Ты — его жизнь.
Радислава плюхнулась на колени возле кровати, накрыв ладонью перебинтованную руку байкера. Одно слово, только одно слово… Она никогда не думала, что будет так сложно произнести это имя.
— Ви… Виктор! Слышишь меня, идиот ты эдакий? Только посмей мне умереть! Виктор… Я люблю тебя! — Оборотничка со всхлипом уткнулась ему в бок.
…Он бежал по горящему мосту, проделывая это в сотый раз и словно в первый… Вот он, тот пылающий островок, и пропасть с двух сторон… И Радислава на том берегу протягивает ему руку. Он знал, что прыгнет и что вновь промахнется… Промахнется в последний раз… И все-таки он прыгнул.
— Виктор! — Цепкие девичьи пальцы сомкнулись у него на запястье. От неожиданности он на секунду растерялся. — Виктор! — Полные отчаяния янтарно-желтые глаза волчицы. — Я люблю тебя! Мы не должны разлучаться, нам дали одну жизнь на двоих!
Он уцепился за край моста свободной рукой и, подтянувшись, выкарабкался наверх.
— Рада… — едва сумел выдохнуть он. — Любимая!
Но менестрель вдруг улыбнулась и растворилась в озаряемой пожаром дымной темноте. Он пошатнулся. Тьма стала совсем черной, такой, какая бывает перед самым рассветом, а затем — совершенно безопасной, обычной, хрупкой темнотой, которая всегда окутывает нас перед пробуждением…
Виктор с усилием разлепил странно тяжелые ресницы.
— Рада… — хрипло и едва слышно произнес он, проводя перебинтованной рукой по жемчужно-русым волосам. — Радочка, мышка моя любимая…
Менестрель вскинулась… Байкер разглядел ее заплаканное, но такое счастливое лицо.
— Ты зачем сырость разводишь, мышка? — попытался улыбнуться он.
— А ты зачем врал?! Нет у тебя никакого коврика перед дверью! У тебя даже замка на двери нет, дурень! — облегченно всхлипнула Радислава.
— Если бы он там был, ты бы не смогла вернуться, — просто ответил Виктор.
ГЛАВА 11
Минуло две недели…
Его святость патриарх Нейтральной зоны преподобный Алексий Радонежский — абсолютно седой, но еще крепкий румяный мужчина, похожий на лубочного Деда Мороза, — неспешно отхлебнул из маленькой фарфоровой чашечки глоток зеленого чая и в задумчивости посмотрел на Вилдара Криэ, сидевшего напротив. Профессор с позволения патриарха попыхивал только что раскуренной трубкой. Аудиенция происходила в личных апартаментах его святости при кафедральном соборе в Будапеште.
— Что до твоего прошения, — мягким басом вещал преподобный Алексий, — не вижу в нем ничего предосудительного или кощунственного. Ежели такова его воля… Но скажи, отрок сей и вправду происходит из Высокого дома?
— Да, — кивнул Профессор.
— Что ж, кровь завсегда свое берет. Впрочем, укора моего ни тебе, ни ему не выскажу, ибо пути Господни неисповедимы. Если же Господь решил, что он ему лучше послужит аки воин и чаровник, то Всевышнему виднее. Засим разрешаю тебе избавить отрока от сана и в мирскую жизнь отпустить. — Патриарх снова отпил из чашки, пряча в бороду лукавую, всепонимающую улыбку.
Криэ довольно кивнул. Он знал, что время, потраченное на то, чтобы добиться аудиенции, было потрачено недаром.
— А ты, друг мой, что теперь делать намерен? — обратился патриарх к Вилдару.
— Я, преподобный Алексий, намерен вернуться в Вену, — откликнулся Профессор. — Устал я от этих интриг и прочей нервотрепки. И хоть, по мнению мирян, теология — наука скучная, зато с нею всяко спокойнее выходит.
— Не желаешь ли при мне советником обретаться? На месте покойного Ингвара?