Все или ничего
Шрифт:
— Желание клиента, конечно, закон, — пробурчал бригадир, — но не слишком ли круто для ее возраста? Угробим бабушку вашу, не ровен час.
А соседка вдруг заголосила в ритме упражнений:
— Я на лодочке каталась, золотисто-золотой! И-эх! Порезвей нельзя, голубчики? Ух ты, ах ты, все мы космонавты! Невесомость, блин! Молодею!
— Пусть порезвится, — разрешила Ирина. — А вы лучше скажите, кто все это заказал. Физическое или юридическое лицо? Как у вас там в накладной обозначено?
Конечно, она с первой минуты знала, кто был заказчиком. Тот же, кто вернул ей Мотю.
Ире уже несколько ночей подряд снилось «физическое лицо», его каре-зеленые глаза и крупные, мягкие руки. И видения были такими приятными, что она даже отказалась от своего правила подниматься ровно в шесть: хотелось подольше видеть Владимира, пусть даже только в сонных грезах.
Интересовало ее другое: где можно этого известного ей, но скрывающегося дарителя отыскать наяву.
— Заказчик? — удивился бригадир. — Фонд.
— Что за фонд?
— Международный. Благотворительный.
При этом служащий «Боди-бьюти» перевел аппарат в другой режим, и теперь туловище бабы Веры то сгибалось дугой, то выпрямлялось, как натянутая струна, а массажные ленты передвинулись в район плечевого пояса.
Сама же соседка перешла к следующему номеру пенсионно-космического репертуара:
— Я — Земля! — пела отважная испытательница. — Я своих провожаю питомцев! Сыновей, дочерей!
Ире вдруг вспомнились их с Андреем шутливые позывные: «Земля, Земля! Я — Марс!» — и тому подобный любовный лепет.
И вдруг нахлынуло немотивированное, необъяснимое, жгучее чувство обиды: «Черт с ним, с Галибиным. А вот Владимир… он сказал, что любит меня… Но разве это любовь, если подарок преподнес не сам от себя, а под прикрытием какого-то дурацкого фонда? Какое мне дело до всех фондов на свете и до их благотворительности? Я Володю хочу видеть, К чему мне его подношения, если его самого нет со мной? Если бы он сейчас был здесь, то…»
Мы бы вдвоем провели «испытания», без всякой бабы Веры. Мы бы с ним…
Мы бы даже обошлись без всякого тренажера, нам бы хватило на двоих моего старенького диванчика…
Ох, о чем это я?
Какие постыдные мысли! Кажется, она готова предложить себя мужчине?
А впрочем, что за глупость. Им с Владимиром Львовым не суждено больше встретиться. Она сама его прогнала!
Он же, вместо того чтобы затаить зло, в очередной раз проявил щедрость и благородство.
Я его недостойна. И его подарка — тоже. И я ни за что не стану его разыскивать!
Но зачем-то она все-таки попросила бригадира записать для нее на бумажке адрес международного благотворительного фонда:
— Хочу послать им благодарственное письмо. И вашей фирме — тоже. И вам лично, вы там укажите свою фамилию. Фантастическая машина! Омолаживает за один сеанс.
А омолодившаяся баба Вера — или, вернее, теперь уже просто Верочка, — впав в настоящий космический транс, продолжала свой сольный концерт:
Он сказал: «Поехали!» Он взмахнул рукой…
Глава 2
НОЧНАЯ ПТИЦА ЖАВОРОНОК
Возможно, Ирина сразу помчалась бы в благотворительный фонд, но рабочий день уже закончился. И девушка металась по квартире, как разъяренная пантера, то и дело с непривычки натыкаясь на громоздкий тренажер.
Баба Вера отправилась спать, заявив, что теперь намерена вести здоровый образ жизни, как подобает испытателям космической техники, и не засиживаться допоздна.
Ирина никогда не верила в телепатию и тому подобную мистическую чепуху. А тут она, будучи не в бреду, а в здравом уме и твердой памяти, все-таки повторяла:
— Прости и приходи. Пожалуйста, приходи. Владимир. Володя. Володенька.
Она даже дверь за бабой Верой не заперла: ей казалось, что в ответ на ее мольбу скрипнут несмазанные петли и…
И они скрипнули.
— Можно? — раздался из прихожей мужской несмелый шепот.
Она зажмурилась и закричала:
— Да! Да! Да!!!
Обернулась.
Господи, кто это?
Вместо большого, массивного человека, фигура которого загородила бы весь дверной проем, в комнату вошел некто низенький, тонкий и подвижный.
Вместо густой светлой шевелюры — круглая голова, стриженная под бокс. Вместо величественной осанки — сутулость и какая-то пришибленность.
А все же было в вошедшем что-то ужасно знакомое и родное.
— Ирка! Бонжур, мсье д’Артаньян!
— Ох… Федор, ты? Атос!
Всего три года не виделись они, но что-то произошло с графом де ля Фер… Что-то тягостное, еще больше пригнувшее его, и без того невысокого, к земле.
— А я, честно говоря, без всякой надежды заглянул, наудачу, — сказал Федя несмело, будто оправдываясь. — Думал, ты еще из Парижа не прилетела, с чемпионата. Ты ведь у нас звезда!
— Ты что, телевизор не смотришь? Даже родное фехтование?
— Пропустил, — смутился он. — Я только с поезда. Я ж из Владивостока… Ну как… выиграла? С чем поздравить-то? Все ожидали золото, а…
Он глянул Ире в лицо и осекся. Знал, что, когда она начинает вот так краснеть, хорошего не жди.
— Извини, Ирка. Значит, серебро? Или даже брон…
Она резко перебила:
— Париж испарился. Испариж парился. Я. Феденька, теперь не звезда, а инвалид.
Он как-то затравленно сморщился и еле слышно прошептал:
— Как… и ты тоже…
«Тоже»?!
Похоже, Федя был в беде и нуждался в помощи. Причем в срочной! А она тут закопалась в своих переживаниях! Эгоистка.
«Когда твой друг в крови…» Будь рядом…