Всё исправить
Шрифт:
«Если я не прав, прошу меня извинить. Просто мне очень больно… Юлька не кошка, как ни крути. И еще я хочу знать, когда наконец закончится война. Невозможно все время жить под обстрелом. У меня еще осталась дочь»
«Твоя дочь вне досягаемости Тьмы. Как и ты теперь, впрочем»
«Я в этом ничего не понимаю»
«Вот именно поэтому мы сегодня говорим в твоем сне. Смотри внимательно»
Свет
«Я ничего не понимаю»
«Тебе придется. И ты еще не знаешь своей обретенной силы. Силой горя разорван кокон безмятежности, и спящий в куколке выходит на свет»
«Я не понимаю!»
«Смотри внимательней!»
Там, во сне, он всматривался в рисунок танцующих цветных пятен. До рези в закрытых глазах…
«Ты понял?»
«Нет!»
«Еще смотри!»
Голова уже наливалась огненно-свинцовой болью. Зачем, ну зачем же заливать в череп свинец…
«Понял?»
«Нет!!»
«Смотри!!!»
Голова взорвалась, словно атомная бомба! Там, в иномирье, у него разом остановилось дыхание и сердце. Господи… ведь это же так просто…
«Ящерка… я понял… кажется…»
«Иначе и быть не могло»
Пауза.
«Ты прошел через страх. Ты прошел через боль. Осталось одно испытание – властью. Самое грозное из всех. Да, мы рискуем, ибо ты наполнен болью и гневом. Но все-таки мы рискнем»
Яркая вспышка!
– … Леша, Лешенька!
Голос женский, старый, и вовсе непохож на Юлькин, и за плечо трясет другая рука…
– А? Что?!
Он распахнул глаза. Вера Николаевна смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых тлели тревога и страх.
– Ты так кричал во сне…
Рядом завозилась, захныкала Юлька. Алексей подхватил на руки слабо шевелящийся сверток и принялся его баюкать – в последнее время он научился делать это достаточно умело.
– Что тебе снилось, Лешенька? – женщина присела на край кровати. – Поделись. Чтобы страшный сон не сбылся, нужно его сразу же рассказать, есть такое поверье…
– Нет, теть Вера, – Чекалов улыбнулся уголком рта. – Этот сон обязательно должен сбыться.
– Всем привет.
Алексей повесил сумку на спинку стула, принялся расстегивать куртку.
– Леха, слышал новость? Дирехтур-то наш генеральный того… – Гена явно торопился поделиться сногсшибательной новостью, покуда это не успел сделать кто-то другой.
– Не понял, – Чекалов замер. – Помер, что ли?
– Да ну, такой помрет! Написал заяву по собственному и фьють! Показал личный пример, так сказать.
– Да-а… Видать, и впрямь пора, – Стас привычно грел руки о батарею. – Крысы просто так с корабля не бегут, ребята.
– А я и так намерился, ребятушки, – сверкнул очками «аксакал» Степаныч. – Бесплатно пусть Гайдар с Чубайсом пашут.
– Да вы не переживайте, директора всяко найдут, – Антон воткнул в розетку паяльник. – Хотя деморализует, это верно…
– Однако, кто мне заявление на отгул подпишет теперь? – Алексей присел на стул. – Я для того и на службу зашел…
– А ты без спросу, – вновь сверкнул очками Степаныч. – Вон в журнал заявок запиши, ушел на вызов, и все дела.
– Придется так… Придете?
– К концу дня, обязательно.
– Ну и ладно, – Чекалов, вздохнув, принялся вновь застегивать куртку. – Мне еще тестя с тещей сейчас встречать.
– Ну здравствуй, Леша…
Теща опять заплакала, промокая глаза платочком. Коньюнктивит наживет в конце концов, мелькнула в голове посторонняя мысль.
– Здравствуйте, Анна Егоровна. Пал Петрович…
– Здравствуй, Алексей, здравствуй, – в отличие от жены тесть держался кремнем.
– Саша не смог приехать, ты уж не сердись… – Анна Егоровна высморкалась в платок и полезла в сумочку за свежим.
– Да что сердиться, раз не смог… Жизнь есть жизнь…
Площадь трех вокзалов шумела, бурлила людским и машинным половодьем, где-то невнятно вещал вокзальный репродуктор, доносились свистки тепловозов. И вновь всплыло в памяти:
«Как все же похожа на поезд вся эта жизнь… Кто-то садится, а кто-то выходит. И нет стоп-крана, и нельзя дать задний ход… Сколько людей отдали бы все, лишь бы дать задний ход?»
– Прошу, – Чекалов распахнул дверцу такси.
– Вот ведь как встречаемся… – теща умещалась на заднем сиденьи, не переставая промокать глаза платочком. – По такому вот поводу… Потом полгода, потом год… А потом и вовсе забудешь про нас…
– Не надо так говорить, Анна Егоровна. Все это время надо еще прожить. Всем нам надо.
– Тоже верно…
Старая, разношенная «Волга» катила по старому, разношенному асфальту, подпрыгивая на выбоинах. Раньше не было такого по Москве, мелькнула мысль…
Он вдруг словно увидел картину, составленную из прозрачных стеклянных фигурок. Игрушечные стеклянные машинки катились по игрушечному стеклянному городу. И навстречу одной из них, в которой сидел стеклянный человечек, обозначавший на схеме местопребывание бренного тела Чекалова А. Б., быстро и неотвратимо катилась другая, столь же хрупкая и стеклянная, ведомая другим стеклянным человечком. Да он же пьян, элементарно пьян…