Все кошки возвращаются домой
Шрифт:
Там даже дверь запиралась на простой ключ.
Видимо, группа не намеревалась задерживаться в этой квартирке надолго. Здесь переночевали и, скорее всего, уже собирались менять место дислокации, когда «засекли» Айне, гуляющую по Приграничному якобы в одиночестве. Оставили «святые врата» в квартире и ринулись за трофеем, не подозревая о том, что пророчица уже сплела нити бытия в ловчую сеть.
— Привыкли к всемогуществу, — скривился Максимилиан, когда увидел захламленную квартиру и «бездну», безо всякой охраны валяющуюся на обеденном столе. — Рассчитывали за несколько минут прикончить
«Бездна» тоже оказалась невзрачной. Она вяло подавляла магию — в радиусе двух-трех метров, не больше, да и вообще была похожа на дешевый сувенир из какой-нибудь страны, живущей за счет туристов. Необработанный камень, зеленовато-коричневый, шершавый… Когда в без десяти восемь, как просила Айне, я откатила его «темной» кровью, прожигающей сквозные дыры в столе, он просто размяк, расползся бесполезной кашицей — и все.
Глупо и нелепо. Как и вся эта война.
Максимилиан быстро связался с Айне, и уже через четверть часа на грязный пол сгрузили спящего Оливера Краузе. Даринэ и Кирот, выставив нас на улицу, устроили в квартире разгром, имитируя последствия битвы, завалили инквизитора обломками и «в спешке» покинули место сражения.
Айне много смеялась, нервно и неискренне, и поздравляла нас с победой, до которой оставалось всего лишь дожить. Я хохотала вместе с ней, баюкая изрезанное запястье, и совсем не удивилась, когда Дэйр после осмотра и лечения моей «боевой травмы» посоветовал нам обеим принять по восемнадцать капель мятного настоя.
Голова после этого, конечно, кружилась. Но была блаженно пустая — то, что надо. Я позевала с полчаса, а потом вежливо извинилась и перед Дэриэллом, и перед сонной пророчицей — и отправилась в свою комнату. Лениво поднялась по лестнице, проплелась по коридору, потягиваясь так, что едва не задевала кончиками пальцев потолок, вползла в комнату…
… и едва не взвизгнула, когда меня развернули и в полной темноте припечатали спиной к двери. Не успела, честно говоря — повеяло ароматом разогретой солнцем травы, вцепились в плечи горячие пальцы с длинными когтями, а губы накрыли чужие губы — настойчивые, жаркие и сумасшедшие.
— Ксиль? — выдохнула я, когда кислорода стало не хватать и князь наконец отстранился, продолжая щекотать дыханием висок и ласково гладить по шее и плечам. — Почему ты…
— Т-с-с, — в темноте мне померещилась его улыбка, как всегда — уверенная и чуточку насмешливая. — Не надо ничего говорить. И спрашивать не надо. Просто пообещай, что мы больше не будем ссориться, ладно? — пальцы коснулись моей щеки, почти робко. — Дурацкое это занятие — ссоры. Вечно ляпнешь чего-нибудь сгоряча, а потом не знаешь, куда девать глаза…
Я улыбнулась невольно и накрыла его ладонь своей:
— А мне-то казалось, что я одна такая — скорая на решения.
Максимилиан тихо засмеялся.
— Что ты, Найта. Мы вполне друг друга стоим.
Конечно, все это было не слишком похоже на взаимные извинения. Но наконец-то исчез мерзкий привкус ссоры, который преследовал меня целый день, с самого утра. Единственным напоминанием остались только мятные капли на языке… и саднящие губы.
Ну, что поделаешь. Хищник — это диагноз…
Глава 9. Тонкая грань
Пожалуй, одна из самых приятных вещей на свете — просыпаться тогда, когда по-настоящему высыпаешься. Не вскакивать под дребезжание будильника, ошалело пытаясь сообразить, какой сегодня день недели. Не морщиться оттого, что соседка снизу жарит дешевую рыбу, и мерзкий запах проникает даже в утренние грезы. Не вытаскивать себя за шкирку из уютного гнездышка, свитого из одеял и подушек, только потому, что накануне ты имела глупость пообещать подруге сходить на ранний сеанс в кино…
Вдвойне приятно просыпаться долго, балансируя на грани между легкой дремой и пробуждением. Наслаждаться кофейным запахом. Вслушиваться в тихий шелест листвы за окном и звяканье ложечки о край чашки. Угадывать по звуку, когда человек, занявший кресло под лампой, переворачивает очередной лист книги, когда роняет заткнутый за ухо карандаш, когда тянется за чашкой, чтобы сделать очередной глоток кофе…
Но неизбежно наступает такой момент, когда приятное тепло под боком превращается в жар, а пахнущие травой мягкие пряди волос начинают слишком уж навязчиво лезть в рот. Вот тогда-то и понимаешь: все, выспалась. По самое «не хочу».
— Раз не хочешь — так вставай, — вкрадчиво шепнул Максимилиан, легонько проводя когтями вдоль позвоночника. — Уже одиннадцатый час, между прочим. Ты мне уже все плечо отлежала.
— Не ври, — буркнула я, не открывая глаза. — У шакаи-ар система кровообращения отличается от человеческой. Ощущение онемения у вас наступает только при поражении отравляющими веществами…
Максимилиан рассмеялся.
— Уела, — он на мгновение прижался губами к моему виску и откинул одеяло. Я рефлекторно поджала голые ноги, свободной рукой натягивая футболку вниз. — Но все равно, пора бы уже и вставать. Тем более если ты выспалась. Дела не ждут.
— Ну, раз дела… — я вытянулась на кровати, зевая. Утро растеряло половину своей прелести. Солнце просачивалось сквозь осиновые листья, расцвечивая комнату бледно-алым. — Встань, пожалуйста, с моей косы, — добавила я, когда попыталась сесть и обнаружила, что Максимилиан ночью подгреб ее под себя. — Вечно ты… — начала я ворчливо, и осеклась, когда заметила, наконец, Дэриэлла, с удобством расположившегося в кресле с солидным фолиантом на коленях. — Доброе утро, — приветствие вышло немного скомканным — наверное, от смущения. Уж больно внимательным был взгляд целителя — и голодным. Как у шакаи-ар.
— Доброе утро, Нэй, — улыбнулся Дэриэлл и деликатно отвернулся, уделяя внимание книге. — Как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Голова не кружится?
— Вроде нормально, — я прислушалась к себе. — Не кружится, только тяжелая какая-то… Вообще это не удивительно — после двенадцати часов сна-то. Но серьезных последствий, кажется, нет. Не так уж много крови и сил ушло на ту «бездну». Хоть сейчас за следующую приняться могу, — неловко пошутила я, снимая со спинки кровати джинсы и рубашку.