Все краски ночи
Шрифт:
Тиг так гордился этими чертовыми тепловизорами, а их удалось одурачить с помощью всего лишь холодной воды. Классно.
Тиг тоже здорово сдал. Выглядел он на редкость паршиво и при каждом удобном случае глотал ибупрофен. Но продолжал делать свое дело, и, если не считать его пунктика по поводу этого парня, Крида, говорил он достаточно разумно.
Сегодня два парня прикатили сюда так живенько, словно и не видели знака «мост закрыт». Нуда, они видели знак, но посчитали, что его поставили туда по ошибке. Сколько примерно понадобится времени, чтобы починить мост? Парадней?
Госс тогда подумал, что эта парочка придурков пойдет жаловаться в соответствующие инстанции и долго и нудно начнет требовать у всякого, кто, по их мнению, отвечает за ремонт моста, чтобы его отремонтировали как можно быстрее. Теперь в любой момент могли нагрянуть люди из дорожного департамента штата.
Возможно, существовал некий космический суп, откуда все черпали одни и те же мысли, потому что Тиг вдруг сказал:
– У твоего парня вот-вот съедет крыша.
Госс пожал плечами:
– Он под большим стрессом. До сих пор он ни разу не облажался, к тому же они с боссом давно работают вместе.
– Он позволил самолюбию взять верх над разумом.
– Я знаю.
Госс сам подкармливал самолюбие Токстела, пользуясь каждой подвернувшейся возможностью, соглашаясь с его самыми идиотскими идеями, рассматривая каждое его предложение в самом экстремальном ключе. Токстел не был дураком, но на карту была поставлена его гордость, и он не знал, как отступить достойно, потому что ему никогда не приходилось отступать. Если человеку все время улыбается удача, то он становится в какой-то степени ущербным, потому что теряет видение перспективы.
Токстел явно утерял перспективу.
Может, пора было покончить с этим и жить дальше, подумал Госс и внезапно почувствовал себя веселее при этой мысли. Рано или поздно это варево выбьет крышку с котла. Слишком много людей погибло, слишком большой ущерб нанесен. Все, что ему надо было сделать, – это позаботиться о том, чтобы ввести Фолкнера в курс дела, а сделать это было проще некуда.
– С меня довольно, – сказал он, зевнув, когда закончилась очередная партия. – Пойду пообщаюсь с Хью, может, заменю его, если он устал.
– До полуночи осталось еще несколько часов. Вахта у тебя получится слишком долгая, – сказал Тиг.
– Да. Не говори ему, что я тебе это сказал, но я моложе. – Он встал и потянулся, затем надел куртку, перчатки и кепку. Погода менялась в мгновение ока. Сначала было холодно и ясно, потом тепло и облачно, потом холодно и облачно, потом холодно и дождливо, а теперь снова холодно и ясно – что ни день, то другая погода. Этим утром на вершинах гор появились снежные шапки. Наступала зима, и Госсу хотелось как можно скорее убраться подальше от Айдахо.
Старый добрый Хью. Ему будет не хватать его.
Впрочем, не так, чтобы сильно.
Госс должен был сделать так, чтобы все это наверняка ударило по Фолкнеру. Чтобы все указало на него. Может, приколоть к груди Хью записку со словами: «Фолкнер заплатил мне, чтобы я это сделал». Да, неплохо. Но слишком в лоб. Это должно быть что-то такое, что заметят копы, но не настолько очевидное. Было бы неплохо как-то намекнуть на причастность Бандини, при условии, конечно, что весь удар придется по заднице Фолкнера, как от хороших парней, так и от плохих.
Надев перчатки, Госс направился к «тахо», открыл дверь машины и вытащил из бардачка сотовый Токстела. Здесь, в горах, сотовые телефоны были бесполезны, но он и не собирался звонить. Он включил телефон и записал в адресную книгу телефон Фолкнера. Без имени – просто номер. Копы наверняка проверят все номера. Он выключил телефон и убрал его на место, но, передумав, достал снова и сунул себе в карман. Подумав немного, опять положил телефон на место. Да. Вот так будет лучше.
В машине было много бумаг: карты, списки, наброски. Один листок упал на пол, на него не раз наступали, и он был весь в грязи. Госс взял ручку, неуклюже нацарапал на грязном листке «Бандини», рядом поставил вопросительный знак, затем зачеркнул имя несколько раз, но так, чтобы при желании его можно было разобрать. Потом свалил все бумаги на пол перед задними сиденьями и бросил ручку между водительским сиденьем и консолью.
Затем, насвистывая, пошел по тропинке туда, где стоял Токстел, вернее, не стоял, а сидел – одинокий часовой, терпеливо ожидавший, что кто-то на другой стороне протоки заговорит с ним.
Келвин скользнул под дерево и смешался с его тенью, став частью подлеска. Он был всего в пяти футах от третьего часового, в котором узнал Меллора, когда услышал, как кто-то идет в его сторону. Идет и насвистывает.
Келвин стоял неподвижно, опустив голову и прищурившись так, что от глаз остались одни щелки. Он размазал грязь по лицу, чтобы стать неузнаваемым, но если инстинкт подсказывал ему, что надо опустить голову и закрыть глаза, он так и делал. Не рассуждая. Тот свистун был так близко, что даже блеск глаз мог его выдать.
Второй стрелок тихо лежал в луже собственной крови. Из горла у него торчал нож то го, первого парня. Двое готовы, остаются четверо. Келвин испытал искушение снять этих двоих сразу, но не стал поддаваться искушению. Один из них может успеть закричать, а это рискованно.
– Ты рано, – сказал Меллор и выпрямился во весь рост. На нем была теплая куртка, и в руках он держал пистолет, а не винтовку. Келвин неодобрительно покачал головой. Парень неосмотрительно подставляет себя под удар. Должно быть, считает, что ночью ничем не рискует, потому что никто в Трейл-Стоп не может его разглядеть.
– Подумал, что тебе пора отдохнуть, – сказал второй. Келвин и его узнал. Это Хаксли. – Тиг и его брат играют в покер в палатке, так что можешь присоединиться к ним, если хочется развлечься перед сном. – Разговаривая, Хаксли нагнулся, поднял одеяло, стряхнул и начал вновь его складывать.
– Я не играю в карты, – сказал Токстел и, повернув голову, уставился на темные дома на том берегу. – Что с этим народом? – вдруг спросил он. – Они что, сумасшедшие? Я бы на их месте попытался понять, что происходит, чего от них хотят. А они просто отступили и наглухо закрылись.