Все лестницы ведут вниз
Шрифт:
Сквозь гул дождя, шумно побивающего крыши домов, плеска грузно падающих капель на пол комнаты; сквозь медленно отступающего в рассвете мрака, вновь послышалось всхлипывание Ани, слезы которой больно резали глотку и обжигали глаза. Грудь сжималась как в тисках, а сердце сдавливалось, превращая каждый последующий удар в пытку. Ужасно обидно знать — всем своим существом испытывать всю несправедливость происходящего. Испытывать на себе всю безотрадность прошлого, отчаянность настоящего и безнадежность будущего. Ужасно обидно знать, что не за что она терпит такое. Когда Аня появилась на свет, с младенчества веселая и любознательная; когда она росла и бегала, неутомимо крутясь как
Только теперь, с последними ее слезами — как основательно решила Аня — она поняла. Теперь то она знает, как надо. Эти «уроды» не дождутся, когда Аня в отчаянии опустит руки и свесит голову, чтобы можно было пожирать ее со спины. Никогда того уже не будет! Она еще не знает как, но отомстит за все: за утрату, за свою жизнь; за то, что посадили в банку отомстит. Будет мстить живя на зло. Аня еще такую группу смерти соберет, что сам Бог грустно насупиться, а Луна замрет отодвигая тучи, с любопытством разглядывая, как Аня в лучах ее блеклого света исполняет очередной танец макабра. Это будет новая мореска, в новом оригинальном исполнении — с другими жертвами; уже в стороне от трупов матери и подруги.
Аня словно оживилась, как воспрянула духом, набрав полную грудь воздуха — такого же прогнившего, что и на дне банки. Озлобленность, ненависть к себе и к окружающим, а в особенности к себе лично, придали ей новые силы. Теперь Аня воспрянула духом. Мир более не увидит ее слез, зато она сама, как Луна по ночам, будет зазывать, собирать и коллекционировать слезы тех, кто будет втянуть ею в танец пугающе-обворожительной славной морески.
Оглушительный шум нескончаемого ливня за окном перестал быть пустой и бессмысленной вибрацией воздуха, но наполнился как Аня справедливым гневом и словно хлыстом хлещет эту землю, так покорно принимающую свою судьбу помойки человеческих нечистот — послушно вбирающей в себя весь смрад и скверну.
— Хлестай ее, хлестай эту грязную мразь! — подражая Луне, стала ухмыляться Аня, но щеки снова упали, а взгляд сурово замер.
Мама умерла и на днях ее тело положат в землю — Аня, выходит, теперь сирота! «Я сирота!», — как пощечиной огрела ее внезапная мысль. Родственников она никаких не знает и ни разу их не видела. И мама ничего не рассказывала, кроме того, что бабушка от чего-то умерла еще довольно молодой, а дедушка вроде как разбился в аварии — и тоже молодым. «Я сирота!» Отец? Отец мертв. Будь он жив, все равно для Ани он мертв. У нее никогда не было отца. Только мама… «Я сирота!» Аня снова, уже как по привычке приготовилась плакать, но вспомнив данное недавно слово, сдержала себя.
«Теперь меня точно заберут», — поняла она. «Как тех собак запрут и будут кормить всякими объедками, пинать будут всякий раз при случае. Будем лаять друг на друга. Жрать друг друга, как пауки. Уроды!», — заключила Аня. «Хрен вам! Не пойду. Убегу, повешусь, но не пойду. Астру заберу из приюта и пойдем куда-нибудь, все равно куда. Точно же! Астра! А я про тебя уже и забыла…», — мыслей поток обрушился на Аню.
Среди сумрака заволоченного тяжелыми сплошными тучами солнца, среди непрекращающегося хлестанья суровым ливнем непокладистой земли, в комнате, где лежала закруженная водоворотом мыслей Аня, послышался скрип пружин кровати — Аня повернулась на другой бок. Все еще влажный, но уже решительный, с присущей Ане хмуростью бровей, требовательный взгляд упал на тумбочку. Телефон, книга, которую она еще давно купила в кофейне,
— Я сирота! — вслух сказала Аня, словно все еще тому не веря. — Вот же уроды! — возмутилась она. — Оставили меня сиротой!
Открыв рот, Аня чмокнула, отлепив язык от нёба. Растаявший сахар обволок рот кисловатым вкусом. Вспомнилось послевкусие приторно-сладкого кофе, а за ним обжигающие пальцы и нёбо расплавленные бутерброды. Николай где-то за прилавком или в подсобке. Как же раздражает его физиономия. Все, что связано с ним — раздражает!
— Урод, — рефлекторно произнесла Аня.
«Но не жить же мне с этим придурком, а попробовать можно…» — размышляла Аня. «А не получится, так заберу Астру и уедем куда-нибудь подальше отсюда. Квартиру оставлю на время, а там буду снимать… Найду работу, только не официанткой, как Элина», — Аню передернуло в плечах. «Бедняжка», — успела посочувствовать она.
— Да, так и поступлю, — поставила точку Аня. — Назло вам, — и крикнула, — уроды!
Включив телефон, Аня поморщилась от ослепляющей белой заставки. Переждав, когда она пройдет, ткнув экран в одеяло, Аня посмотрела на время — подходило к восьми. Открыться должен в девять, а значит через минут сорок можно выходить.
Когда она надев тщательно зашнуровывала ботинки, по Ане пробежался холодок, особенно по тем частям тела, которые были согреты прикосновением к кровати. В комнате было холодно как на улице. Заправив вместе с джинсами в ботинки шнурки, Аня пошла к окну, хлюпая ногами по луже, разлитой почти на четверть комнаты. Закрыв его, она посмотрела на дорогу. Ветхая пуста — ни единой души. После Аня пошла в ванную, чтобы умыться и причесаться. Ей понравилась каре, которое она ножницами собственноручно смастерила на свое голове.
— Я хотела быть как ты, но мне не дали. Но ничего, ты еще посмотришь, как я их здесь, — сказала Аня и вышла из ванной.
Свой рюкзак она вытряхнула на кровать, после полезла под нее и выгребая руками вытащила из под низа когда-то украденные из учительской школьные тетради по обществознанию. Найдя во всей этой куче когда-то отдельную стопку «В» класса, Аня, щурясь в пасмурной темени комнаты искала одну лишь фамилию, чтобы всем этим «паукам» никогда, ни в каком виде не досталась ее добрая, «самая лучшая подружка», как теперь говорила Аня, словно повторяя за Леной. Обнаружив фамилию: Светлова, Аня бережно, как вынимая драгоценность из кучи мусора достала тетрадь, прижала к губам, а после аккуратно положила в выдвижной ящик тумбочки. Потом быстро нашла свою тетрадь и не глядя швырнула ее в сторону. Остальные тетради Аня небрежно сложила в рюкзак, всем своим весом придавливая, чтобы можно было застигнуть молнию.
Надев куртку, нашла свою спортивную сумку и положила в нее книгу с тумбочки, которую когда-то купила в кофейне. Закинув сумку через плечо, а рюкзак поверх — на спину, Аня вышла в коридор, и открыв входную дверь, обернулась и со злобной обидой в голосе всему свету сказала:
— Пошли вы все на хер, уроды! — и перешагнула порог.
Аня громко хлопнула дверью, заставив стены квартиры истошно заныть.
Эпилог
Когда я умру, когда мое время настанет,