Все лики смерти (сборник)
Шрифт:
Он дернул шнур стартера – точно так, как отец учил заводить лодочный мотор: потянул сильно, но равномерно, без резкого рывка. Пила пофыркала, но не завелась. Даже, как это называют, «не схватилась».
Ничего… Все в порядке… Бывает… В ней есть бензин, обязательно есть бензин, они ведь предлагали завести и опробовать…
Вторая попытка. Пила не завелась. Таджик выдрался из бурьяна. И попер на Николку.
Вот тогда он запаниковал… Третий рывок – уже неправильный, слишком резкий. Результат тот же.
В четвертый раз он попытался, уже не веря, что случится чудо, что пила заработает.
Чудо не случилось. Пила не завелась.
Он отмахнулся от напирающего зомбяка неработающим инструментом, как мечом. Как неудобным, тяжеленным и громоздким мечом. Зубья зацепили грудь гастарбайтера, разодрали одежду. Может, задели и тело, но кровь не текла, или что там у них вместо крови…
Отмахнулся еще раз, на этот раз не попав толком, отскочил, увеличив дистанцию. Долго так продолжаться не могло, слишком тяжелая дурында, руки быстро уставали… На всякий случай он дернул шнур еще разок, использовав крохотную паузу. Глухо… Остается одно: швырнуть агрегат в голову твари и рвать когти. Героический борец с живыми трупами из него не получился. Надо постараться не стать мертвым борцом.
Выстрел грянул, когда он все взвесил, решил и изготовился к броску и бегству. Грохнуло совсем рядом, и Николка подумал – в него, и удивился, что совсем не больно…
Заблуждение долго не продлилось. Зомби стоял на ногах, но головы у него практически не осталось – из лохмотьев шеи торчал позвонок, словно кочерыжка, только и уцелевшая от кочна капусты…
Не жакан, подумал Николка. В охоте он тоже неплохо разбирался… Картечь или крупная дробь.
Он не оборачивался, хотя очень хотел узнать, кто же произвел спасительный выстрел. Глупо подставляться именно сейчас. Кусаться зомбяку, допустим, уже нечем, но вдруг напоследок оцарапает…
Но нет, все закончилось. Ноги трупа – теперь уже окончательно мертвого – подогнулись, он медленно, словно неохотно, оплыл на выщербленный асфальт.
Николка обернулся и наконец увидел стрелявшего.
Лицо знакомое, встречались, но имя не вспомнить, а может, и не знал никогда. Никогда и ни о чем они не разговаривали с этим высоким костистым мужиком, на вид ровесником отца. А вот лицо не позабудешь: пятно ожога сползает с виска к подбородку, шрам стянул кожу, и кажется, что человек постоянно ухмыляется – едва заметно и ехидно, одним углом рта.
В руке знакомый незнакомец держал охотничье ружье. Так себе ружьишко, по мнению Николки, – старая, видавшая виды тулка-одностволка. Но навороченные помповушки, разумеется, для отстрела оживших трупов удобнее, однако жизнь спас именно этот раритет…
– Вот он куда забился, – сказал человек со шрамом. – Я ищу по всем окрестностям, а он круг сделал и у самого дома залег.
Николка не очень понимал, что ему сейчас говорят… Он, честно говоря, был рад, что с плеч свалился груз ответственности. Что рядом появился взрослый, к тому же с оружием. Что кто-то занимается проблемой – пусть самыми простейшими способами, но решает ее.
Человек пригляделся к его лицу, спросил:
– Погоди-ка… Ты не Кеши Парамонова сын?
– Ну… да…
– Как зовут?
– Коля…
– Забудь, – сказал человек неожиданно резким, приказным тоном.
– Что забыть? – не понял Николка.
– Про Колю забудь… Кончилось детство, теперь все по-взрослому. Так что ты Николай, и только так.
– Николай Иннокентьевич, может? – спросил новоявленный Николай со слабой-слабой ноткой подколки в голосе.
– Рано, отчество заслужить надо… – Человек сделал короткую паузу и добавил явно с намеком: – А меня зовут Георгий Алексеевич.
И протянул широкую ладонь.
– Ты мне вот что скажи, Николай: что же тебе дома не сидится? Приключений ищешь? В Ван Хельсинга поиграться решил? Или телевизор не смотришь из принципа и радио не слушаешь?
И этот про телевизор… Николка ничего не понимал и честно в том сознался.
– Вот оно что… – протянул Георгий Алексеевич, выслушав короткий рассказ. – Порыбачили, значит… У нас, видишь ли, чрезвычайное положение объявили в городе и в семи районах области. Всем приказ: сидеть по домам, укрепить окна и двери, запасти еды-воды… И нос наружу не высовывать, дожидаться спасателей… Да, еще предписали заранее собрать до пяти кэгэ личных вещей первой необходимости, чтобы эвакуацию не задерживать.
Вот оно как… Он-то голову ломал, где весь народ…
– А вы что бродите, приказ не выполняете? – спросил Николка, окончательно осмелев.
– Приказы надо выполнять, – сказал Георгий Алексеевич серьезно и строго. – Да только, сдается мне, приказавшие уже того… Не будет никаких спасателей. – Он махнул рукой, закинул ружье за плечо. И сменил тему: – Дай-ка агрегат посмотреть… Похоже, для ближнего боя и в самом деле неплохо сгодится. Что любопытно – этот парень (кивок на безголовый труп под ногами) со вчерашнего дня с ней бегал, уже мертвый. Завести не пытался, но из рук не выпускал. Заряд дроби в спину схлопотал, и все равно не бросил. Так продать хотел, что сильнее смерти желание оказалось…
Он взял пилу из рук Николки, повозился с ней немного, дернул шнур раз, другой… И пила завелась! Чудеса…
– Там краник есть на бачке, повернуть надо было, – объяснил Георгий Алексеевич.
Николка почувствовал, что краснеет… Вот идиот-то! Ведь знал, знал про краник прекрасно, и все из головы вылетело… Мог сейчас быть мертвым идиотом. Или не совсем мертвым, что еще хуже.
– Ничего, – утешил Георгий Алексеевич, – в первом бою часто случается: давит боец на спуск, давит, а с предохранителя так и снял… Ладно, держи свой агрегат. Мне с ружьем сподручнее. Ты зачем притопал-то?
Николка не стал скрытничать – объяснил, к кому и зачем.
– А-а-а… Сотовая не работает, ни один оператор. А так сходи на тот конец, глянь, что и как. Вчера поселок обходил, все в порядке у них было, бабулю видел… Но времена такие, что… В общем, сходи. Потом возвращайся, расскажешь. Дом мой знаешь?
– Вон тот, с зеленой крышей?
– Нет, соседний, с пластмассовой совой на столбе… Приходи, я сейчас путь к реке разведаю, потом тебя на своей лодке в Лесобиржу перевезу. И сам с мужиками вашими потолкую… Надо отряд собирать, оборону налаживать, в одиночку по домам сидеть – все сдохнем. Возвращайся, жду.