Все люди - враги
Шрифт:
– Ну что ж, увидим, - спокойно сказал Уотертон, словно желая дать понять, что он человек трезвый и для него все эти предупреждения излишни.
– Да, кстати, - замявшись, сказал Энтони, - он сидел в тюрьме как принципиальный пацифист. Вас это не смущает?
– Отчего это должно меня смущать?
– Многих это шокирует, - задумчиво сказал Тони, - например, моего отца. Я хотел пригласить его завтра к обеду, но отец категорически заявил, что он этого не желает. У штатских людей вообще несколько странные представления о войне.
Против дворца лорд-мэра автобус попал в затор.
Хотя биржа
– Полюбуйтесь, - сказал он, - вот один из наиболее оживленных центров современной цивилизации, средоточие подлинных интересов людей, их истинного культа - гораздо более реального, чем так называемая религия. Они верят в этот... этот чудовищный улей, который выделяет из себя бумагу и называет это жизнью.
– Патриотически настроенный обыватель назвал бы это "пупом земли", сказал Уотертон, когда автобус снова двинулся в путь.
– Скажем, это .центр огромнейшей промышленно-финансовой столицы.
– Но разве вас это не ужасает?
– Да нет, - отвечал Уотертон с хладнокровной рассудительностью, которую он иногда напускал на себя, чтобы подзадорить Энтони, - ничуть не ужасает, Это громадная человеческая динамо-машина, колоссальный генератор той энергии, которая поддерживает активность во всем мире вплоть до таких отдаленных стран, как Австралия. Вы же не можете не признавать энергию.
– Я энергию признаю, - мрачно сказал Тони, - но я желал бы, чтобы она провалилась к черту.
– Это только повлекло бы за собой голод, нищету и анархию - нечто вроде войны, но без дисциплины и пайка.
– Я не могу восхищаться этой безликой энергией, - сказал Тони, игнорируя очевидную правоту последнего замечания Уотертона.
– По-видимому, у меня отсутствует чувство гражданской доблести или что-то там еще; я могу восхищаться только личной энергией, личным, собственным богом человека. Ну, а насколько я знаю этих людей, ни у одного из них нет ни на грош подлинно личной жизни. Они выполняют свои обязанности кто более или менее добросовестно, а кто из-под палки, вот и все. Если бы муравьи были ростом в шесть футев, то хороший большой муравейник заткнул бы за пояс Нью-Йорк. Что же касается-, этих двуногих муравьев, то их жизнь представляется мне весьма абстрактной. Это просто какая-то человеческая шелуха. Я говорю с ними и стараюсь вызвать их на разговор, но их запросы кажутся мне такими жалкими и дешевыми!
– А что они, по-вашему, должны делать?
– спросил Уотертон, взглянув на взволнованное лицо Энтони.
– Не знаю. Да и не сказал бы даже, если бы и думал, что знаю. Меня тошнит от людей, которые учат других, что им делать. Это же дикость! Кто я такой и кто они такие, чтобы мне наставлять их.
Ну их к черту! Мне следует понять, что я сам должен делать. Быть может, в этом же заключается и их дело, но не моя задача указывать им.
– А что же вы должны делать?
– спросил, улыбаясь, Уотертон.
– Не дать втянуть себя в вашу отвратительную человеческую динамо-машину, - резко ответил Энтони.
– Но ведь вы же являетесь частью ее - вы работаете в лондонском Сити.
– Да, но это ненадолго.
У Тони мелькнула было мысль рассказать Уотертону о своих планах, о Кэти, но укоренившееся в нем недоверие к людям удержало его от откровенности.
– Я уже давно решил. Еще до конца года я разделаюсь со всем этим раз и навсегда.
– А что вы будете делать и на что будете жить?
– Денежный вопрос меня не беспокоит, и, во всяком случае, если мне придется голодать, лучше подохнуть с голоду, чем позволить засосать себя этой проклятой машине, Пропадать так пропадать совсем.
Тони говорил с такой горячностью, что Уотертон невольно поразился, - он не одобрял такого бурного проявления чувств, как, впрочем, и любой англичанин среднего класса, даже такой мягкий и терпимый, как Уотертон. Он хладнокровно сказал:
– Как же вы практически уйдете от этой машины, как вы ее называете? Ведь это же просто определенная организация жизни. Вы хотите пользоваться продукцией человеческой машины, не давая ей ничего взамен. То, что вы говорите, сводится просто к откровенному заявлению о нежелании работать.
– Пусть так. Я не желаю работать. Во всяким случае, при существующей системе, потому что я считаю, что она ни к черту не годится. И я думаю, что она скоро рухнет. И я рад этому, даже если меня при этом раздавит. На смену придет что-нибудь лучшее.
– Вы ужасный романтик, - сказал Уотертон, поддразнивая его, - ну, разве не глупо возражать, например, против торговли, как это делают светские юнцы, занимающиеся стихоплетством.
Энтони вспыхнул.
– Я не возражаю против торговли, я возражаю против громадного паразитического нароста на торговле. Я возражаю против обожествления бумажных сделок. Я верю в производство, в самый процесс изготовления вещей. Вы когда-нибудь наблюдали, как разгружаются на пристани суда?
– Да.
– Ну, так вот. Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что люди, которые выращивали или делали все эти вещи, те, которые управляли кораблем, работали на нем, нагружали и разгружали его, что все они едва зарабатывают себе на. пропитание? Тогда как всевозможные "владельцы" и "агенты" живут весьма недурно. Будьте покойны. Я вовсе не возражаю против настоящей торговли, я люблю рынки, на рынке я чувствую себя богатым, но я ненавижу громадные магазины, они заставляют меня представлять себя бедняком.
Уотертон засмеялся.
– Если вы продолжите вашу мысль относительно тех, кто владеет, и тех, кто производит, мне кажется, вы увидите сами, что она довольно далеко уведет вас от индивидуализма. Но это не важно, - если у вас есть собственные средства, вы можете позволить себе некоторые странности. Но почему вам нравятся рынки и противны большие магазины?
– Потому что рынки человечны, а магазины бесчеловечны, - отвечал Тони.
– На тех рынках, о которых я говорю, нет этих проклятых паразитов, я хочу сказать, людей-паразитов, - блох там сколько угодно, - и нет человеческой динамо-машины. Никто не спешит, никто не рассчитывает стать богачом за один день. Рыбаки выносят на рынок корзины с НОЧНРМ уловом, крестьяне излишки сыра, фруктов и овощей. Вместо того чтобы заказывать товары по телефону, каждый выбирает то, что ему нравится.