Все мои лица

Ю_ШУТОВА

Поднимаю взгляд на Олега, спрашиваю молча: «Кто это?»

– Это ты, – его глаза смеются. – Нравится?

«Не знаю», – молча отвечаю.

За окном палаты пляшет ветер. Треплет жёлтые кусты, срывает с них листья, носится с ними по дорожкам и, прискучив, швыряет в лужи: «Плывите, тоните, мне всё равно». Ладони мои упёрты в подоконник, смотрю сквозь стекло, слежу за беготнёй листьев. Но краем глаза – за собственным полупрозрачным отражением. Не изменилось ли? Не превратилось ли, как незадачливая принцесса Фиона, обратно в монстра? Новое лицо кажется мне хрупким, тонким, просто плёночкой поверх того, старого, страшного. Я боюсь

трогать его руками, вдруг расползется под пальцами, выпуская наружу красные росчерки шрамов. Боюсь улыбаться, вдруг растрескается, осыплется штукатуркой. Может быть, до завтра я привыкну к нему, перестану считать чужим. И вернусь к своей прежней жизни – детдом, школа. Прежней и в то же время новой. Ведь у меня есть не только лицо. У меня есть будущее, ключик к которому спрятан в дно косметички.

– Ну что, зайка, домой? – старшая медсестра басит с порога, тряся бумажками.

– Как домой? Завтра же вроде?

– А чего тянуть-то. Олег Викторыч тебя выписал. Вот, все документики. С собой заберёшь. Тут мне подпиши, – сует мне шариковую ручку, листы ложатся на подоконник, – и вот тут, – наманикюренный ноготок упирается в раскиданные галочки.

– Ну, собирайся, – на круглом, уже начавшем обвисать, лице довольная улыбка, будто это она сделала всю работу, будто это ей я должна быть благодарна.

– А-а-а… Олег Викторович? – я хотела спросить, он что, даже попрощаться не зайдёт, но притормозила.

Но Маркеловна поняла правильно. Улыбка её чуть съехала на бок, стала ехидной:

– Он уже домой уехал. Рабочий день закончен, детка.

Завтра за мной должна была заехать директриса. Не то, чтобы это входило в её обязанности, но Броненосец считала своим долгом встретить меня. Машка тоже собиралась. Все-таки выход на свободу. Некоторая торжественность не повредит. Звонить директрисе я не стала. Сама доберусь, в куртке завалялась полташка, на автобус хватит.

Через полчаса я одиноко торчала на остановке под меленьким дождиком. Белая машина подъехала, остановилась и побибикала. Я не отреагировала. Тогда машина откинула дверцу и выпустила Олега.

– Эй, – он помахал рукой, – забирайся, подвезу тебя. А то промокнешь.

Забралась внутрь, и тут же мне на колени лёг тугой букет бордовых роз.

– Это тебе. Понюхай, как пахнут. Особый французский сорт.

Ненужное объяснение. Взрослый же человек. Я что подумала бы, что он просто подержать просит? Конечно, мне.

Вдохнула густой терпкий запах, с какой-то прелой, кружащей голову нотой. Машина тронулась.

Что было потом, я так и не смогла вспомнить.

Темнота.

Глава 4

Воспитанникам детского дома запрещается: … уходить без разрешения педагогов из детского дома, самовольно покидать его территорию. (Правила внутреннего распорядка для воспитанников детского дома).

Пробуждение. Постепенное обретение себя. Потом окружающего мира. Собирание пазла. Тяжесть одеяла на спине. Нос в мякоти подушки. Руки – одной прохладно, она вылезла из постельной берлоги, другой жарко, она придавлена грудью. Грудь голая. Почему? Я никогда не сплю голышом. Откуда взяться такой привычке, когда всё время, даже ночью, не остаешься одна?

Одна? Я не одна в постели! Поэтому одеяло такое тяжёлое. На моей спине чья-то рука. Порыв – вскочить, вырваться, убежать. Но даже не открываю глаз. Продолжаю собирать кусочки. Воспоминания. Помню ли я хоть что-то?

Подношу букет к самому лицу… Пустота…

Нет-нет, там что-то брезжит. Руки, объятия. Я обнимаю… Кого? Поцелуи. Пальцы бегают по моему телу, как по клавишам рояля. Чьи? Снимают с меня одежду, скользят по коже. От этого мурашки. Что дальше? Не разобрать. Туман, плотный и почему-то бордовый. Багровый. Как розы. Розы? Лепестки сыплются, падают мне на грудь, на живот. Они бархатистые и тёплые, даже жаркие. Жгутся. Становится горячо в животе. Может быть лепестки проникли и туда?

Бред.

Пора открыть глаза. Я знаю, кого увижу.

Лицо Олега рядом на подушке. Полуулыбка.

– Привет, – голос у него совсем не заспанный, значит, не спал, ждал, пока я проснусь.

Значит, я с ним. Я даже хотеть этого не смела. А он… Значит, он любит меня. Жаль только, я не помню, как это было. Наверно, хорошо, раз он так нежно и спокойно смотрит.

Губы мои сами расползаются в улыбке:

– Привет.

Тянусь к нему, прижимаюсь тесно. Чмокает меня в ухо:

– Давай вставать. Мне на работу. Завтраком тебя накормлю.

Душ, рубашка Олега, высокий табурет, тарелка с яичницей перед носом. Он сидит напротив за столом-стойкой, отгораживающим кухонный угол. Вся Олегова квартирка – небольшая студия, где самое главное место занимает кровать с высоким и мягким, как диванная спинка, изголовьем. Бельё на кровати бордовое, как мой вчерашний букет. Где он, кстати?

– В машине, наверно, забыли, мы вчера очень торопились с тобой. Разве не помнишь?

Не помню. Но говорить об этом не хочу, а то подумает, что я недоделанная.

– Олег, а мы, вообще, где?

Теперь шторы раздернуты, и между ними, как картина в мягкой раме, за стеклом окна – осенний что(?) лес(?) парк(?) Рыжие клёны, лохматые, как большие собаки. Трясут листьями, трутся друг о друга. Красиво. Они стоят плотно, и что за ними, не видно.

– Сиротино. Новый поселок из коттеджей и таунхаусов. Наш дом на четыре квартиры, две нормальные и две студии.

Название поселка мне ничего не говорит. Только то, что это загород.

– На вот, – Олег кладёт перед моей тарелкой маленькую белую пилюльку, – то, что тебе в клинике давали. Курс еще не закончен.

– Там вроде жёлтые были.

– Тут доза уже поменьше. И на улицу без меня не выходи. Тебе пока перепады температур и влажность противопоказаны. Это я, как твой лечащий врач, говорю. Так что поскучай, ладненько? Книжку почитай.

– А телик? – что-то его я не заметила.

– У меня нет. Нечего на зомбоящик жизнь тратить. На стеллаже планшет лежит, в него киношки хорошие закачаны, можешь смотреть. Всё, я побежал. Приду непоздно.

Жду Олега. Смотрю кино. Смотрю в окно. Как-то путанно всё. Вроде, музыка звучит негромко. Голоса. Машка говорит: «Ну что, Ленка, ты теперь красава? Довольна? Хочешь конфетку? Хочешь замуж?» «Все-е-е пое-е-ели?!» – откуда-то издалека. Качаются кленовые ветки, трясут жёлтыми ладошками. Прямо перед моим лицом. Тянутся. Растопырили острые пальцы. Того и гляди исцарапают, соскребут тонкую плёночку. Страшно. Закрываюсь руками. Прячусь подальше от окна, за кроватью. Но они лезут. Стекла в окне нет. Машка смеется: «Дура! Мы тебя найдем!» Не найдут. Я вас не вижу. И вы меня не видите. Я хитрая. Стащила покрывало с кровати и на голову накинула – нет меня.