Все мои мужчины
Шрифт:
Потом Таня стала готовить какое-то суфле по французскому рецепту. Блюдо это, по ее словам, было очень капризным, и с первого раза у нее что-то не получилось (кажется, оно осело), и она занервничала, и даже слёзы показались на ее красивых карих глазах.
— Ну, зачем тебе это суфле? — удивилась я. — Ты уже столько всего вкусного приготовила.
— Владик его очень любит, — почему-то шепотом сказала Таня.
Этого я уж вовсе не могла понять.
— Но день рождения-то сегодня у тебя, а не у Владика. Приготовишь ему суфле как-нибудь в другой раз.
— Ах, ты ничего не
Но я поняла — такая любовь была во взгляде Зайковой. Ну, как в кино!
К шести часам вечера стали собираться гости. Первым, как и полагается, пришел Владислав с огромным букетом красных роз. Он вручил подарок хозяйке и долго шептал ей что-то на ухо, при этом щеки ее стали от смущения или удовольствия такими же пунцовыми, как и подаренные ей цветы.
— А Алинку ты узнаешь? — наконец, очнувшись от сладких грез, спросила Таня.
Он пожал мне руку и заявил, что очень рад меня видеть. Но сказал это как-то равнодушно (так, дежурная фраза), и я почти обиделась и, не без некоторого разочарования, готова была признать их страстную взаимную любовь, в существовании которой до сего момента сомневалась. При этом никакой радости я, конечно, не испытала — невозможно же, в самом деле, замерзая где-нибудь в сугробе, радоваться тому, что кто-то отдыхает на Гавайях.
Примчалась хохотушка Зойка и сразу же попыталась отрезать кусочек торта, но ее старшая сестра эту попытку отважно пресекла. Потом пришли другие гости, и квартира наполнилась смехом и шумом, и пришлось идти к соседям занимать стулья и столовые приборы.
Я, добровольно взвалив на себя обязанности помощницы хозяйки, то и дело сновала между праздничным столом и кухней. Правда, при этом я успевала и потанцевать, и послушать анекдоты, которые мастерски рассказывал старенький грузин, доводившийся Тане каким-то дальним родственником.
При таком скоплении гостей танцевать в квартире можно было только на крохотном пятачке в единственной комнате, но Таня с Владиком ухитрялись это делать весьма красиво. Зайкова, прижимаясь к своему кавалеру, бросила на меня выразительный взгляд, словно спрашивала: «Теперь-то ты видишь, как он меня любит?» И я даже кивнула в ответ, подтверждая эту, давно, видимо, всем известную истину.
Зойка, измучившая танцем и себя, и своего партнера, плюхнулась в кресло и жалобно, совсем по-детски заканючила:
— Хочу торта!
Я засмеялась и пошла на кухню заваривать чай.
В комнате медленная музыка сменилась задорным рок-н-роллом, и все смеялись, и Зойка, снова ринувшаяся танцевать, визжала от восторга.
Я поставила чайник на плиту, села на подоконник и прислонилась лбом к холодному оконному стеклу. Среди всеобщего веселья и дружелюбия я особенно остро почувствовала свое одиночество.
И когда в коридоре заскрипели половицы, откликаясь на чьи-то шаги, я с недовольством подумала: «Ну, кто еще там?»
Это был Владик.
— Привет! — сказал он, переступая порог, словно мы только что увиделись.
Висевшим на ручке дверцы кухонным полотенцем он вытер пот со лба и полотенцем же принялся обмахивать раскрасневшееся после танцев лицо.
— Я очень рад тебя видеть! — теперь эта фраза
Мы поболтали о его работе, вспомнили студенческие годы, и я уже боялась, что, дабы не возникло неловкое молчание, снова придется перебирать погодные явления за несколько предшествующих дней, когда Тишков вдруг сказал:
— Алина, выходи за меня замуж!
Я подумала, что ослышалась.
— Что ты сказал?
Он повторил.
Казалось бы — сбылась моя мечта. И при этом мне даже не потребовалось охмурять его, прибегая к недостойным уловкам. Вот он — потенциальный супруг — подобострастно смотрит на меня, виляет хвостом и почти уже держит в зубах золотое обручальное колечко. Осталось только почесать его за ухом, надеть ошейник и, приведя домой, устроить на коврике в прихожей.
Но почему-то никакой радости при этой мысли я не испытала. Наоборот, противно стало до тошноты.
— А как же Таня? — холодно спросила я (вот уж не думала еще вчера, что буду так заботиться о чувствах другого человека).
— Таня? — растерялся он и задумался, словно стараясь вспомнить, кто такая Таня. Наверно, всё-таки вспомнил. — Таня — это совсем другое.
— Да? — мой тон стал совсем ледяным.
Несколько дней назад я сама собиралась их разлучить и не видела в этом ничего предосудительного, а сейчас презирала его всей душой.
Наверно, он был высококлассным специалистом и обладателем множества положительных качеств (я однажды читала о нём статью в городской газете) и мог бы обеспечить мое будущее и при этом с ним не стыдно было показаться в самом приличном обществе. И даже, пожалуй, он тайно любил меня все эти годы (иначе с чего бы это признание?). Но выйти замуж за человека, способного в день рождения пусть не любимой, но близкой ему уже в течение пяти лет женщины (которой он вольно или невольно давал надежду на счастливый семейный союз) сделать предложение другой, я решительно не могла.
Пронзительно засвистел чайник.
Я выключила газ и негромко сказала:
— Извини, я должна идти. Скажи Тане, что мне позвонили на мобильный.
Я не ответила на его вопрос, но знала — он поймет без слов.
Через минуту я вышла из квартиры, с трудом подавив желание громко хлопнуть дверью.
8. Сергей
О предложении Владислава я не рассказала даже Лизавете, хотя сделать это очень хотелось — дабы доказать, что я еще способна вызвать такие пламенные чувства. Но снова пожалела Таньку (меня уже начало тошнить от собственного благородства).
Целую неделю я не предпринимала никаких активных действий — работала, смотрела телевизор, читала книжки. Даже на телефонные звонки не отвечала. И когда, наконец, однажды подняла трубку, устав от бесконечных трелей телефона, то услышала сердитый голос двоюродного брата, доводившегося старшим сыном тете Жене.
— Привет! — раздраженно поздоровался он. — Ты когда-нибудь бываешь дома?
— Да, — ответила я. — Иногда.
— А я тебе который день уже звоню и не могу дозвониться. Понимаешь, я тут с девушкой познакомился по интернету. Она — англичанка, живет в Лондоне.