Все началось с велосипеда
Шрифт:
Я ПРОДОЛЖАЮ ПРОЯВЛЯТЬ ИНИЦИАТИВУ
Автобус простоял на станции минут двадцать, забрал всех пассажиров с недавно пришедшего поезда и тронулся дальше, в Песчанск. До самого Песчанска я больше не проявлял никакой личной инициативы, потому что мне интересно было получше разглядеть не только сам городок, но даже дорогу, ведущую к нему: ведь мы соревновались с этим городом и обязательно должны были выиграть соревнование!
В глубине души я решил, что должен совершить что-то очень смелое и неожиданное, чтобы помочь Белогорску одержать победу. «Как будет доволен тогда Андрей Никитич! — думал я. — И Саша, который был до того занят, что мало обращал на меня внимания, вновь станет моим самым лучшим другом, как было в прошлом году! И вообще все сразу поймут, что не только Головастик способен придумывать всякие гениальные идеи, а что и у меня тоже иногда возникают мыслишки, до которых никто другой не додумается…»
Подъезжая к нашему Белогорску, автобус всегда начинал карабкаться вверх, на зелёный холм, и карабкался туда медленно, тяжело, словно у него появлялась одышка. Ну а тут, наоборот, шофёр всё время притормаживал, потому что машина катилась под уклон. «Всё-таки мы — наверху, а они — внизу! Значит, мы на этот самый Песчанск сверху вниз поглядываем!» — сделал я первое наблюдение.
Кругом была ровная, голая местность с одинокими кустарниками… Я любил находить в разных очертаниях сходство с человеческими фигурами и лицами. Вот, например, разорванные, бегущие по небу облака часто казались мне вытянутыми человеческими головами, с белыми седыми бородками или без бородок. А деревья часто напоминали мне согнувшихся, прямо скрюченных от усталости или от старости людей; а иногда, наоборот, напоминали каких-нибудь добрых молодцев с пышными, кудрявыми шевелюрами… Молодой месяц на небе всегда почему-то казался мне не юным, а, наоборот, худеньким старичком в клоунском колпаке, которому только недоставало колокольчика на макушке, а луна представлялась круглым лицом полной женщины, но не такой, конечно, как Ангелина Семёновна, а совсем молодой, здоровой, с ямочками, которых на луне никогда не было…
Когда я ехал в Песчанск, поляны, убегавшие к горизонту, тоже казались мне неестественно огромными человеческими лицами, изрытыми ложбинками, будто оспинами после ветрянки, а кусты выглядели на этих, плоских лицах жёсткими, топорщившимися в разные стороны усами.
Дорога тут не пробивалась сквозь берёзовую рощу. И я с удовольствием вспомнил наших белоствольных белогорских раскрасавиц с чёрными пунктирными полосками на коре, словно кто-то выстукал коротенькие условные знаки азбуки Морзе. Как я ни высовывал свой нос наружу сквозь узкую верхнюю щель в окне, я не ощущал приятного запаха реки, который всегда встречал пассажиров, приезжающих в Белогорск. Я не знал, записан ли был в договоре на соревнование такой пункт — «Обещаем окружить свои города красотами природы!», но если бы такой пункт в договоре был, наш Белогорск и по этому пункту безусловно бы оказался победителем! Это было моё второе наблюдение в пути.
Потом справа от дороги появилась какая-то гора с неровной, волнистой поверхностью и с широко разинутой жёлтой пастью посредине. Это был песчаный карьер. На фоне огромной круглой пасти издали игрушечными казались грузовики и самосвалы, выстроившиеся в довольно-таки длинную очередь. «Так вот откуда взялось это название — Песчанск! — подумал я. — У них, значит, — песок, а у нас — полезные источники! У них — кирпичный завод (от шоссе ответвлялась узкая дорога, ведущая к нему), а у нас — «фабрика здоровья»! Правда, кирпичи тоже нужны, но здоровье прежде всего! Это уж каждому известно. Так я сделал своё третье наблюдение и третий вывод в пользу Белогорска.
А потом я увидел щит такой же точно, как на нашей белогорской дороге: «Ты въезжаешь в город, где скоро захочется жить…»
«У нас собезьянничали! У нас переписали!» — подумал я, честно говоря, не зная, где этот плакат был вывешен раньше и где — позже. Просто я был уверен, что Белогорск во всех смыслах важнее Песчанска и что он обязательно должен выиграть соревнование. А я должен этому помочь!..
В Белогорске все дома были сложены из какого-то местного камня и все были беленькие, будто под цвет берёзовой рощи, которая была как бы воротами в город. А тут дома были красные, кирпичные. «Уж не могли город Красногорском назвать! Или, например, Кирпичногорском… Не додумались… — размышлял я, прогуливаясь по улицам. — И смысл был бы тогда совсем другой: красный-то цвет самый революционный на белом свете! А то — Песчанск… Будто в честь своего песчаного карьера назвали. Или будто город на песке стоит, то есть непрочный какой-нибудь!»
Я придирался к бедному Песчанску. Мне хотелось находить в этом городе одни только недостатки…
Городок был аккуратный, чистенький — и это меня раздражало. «Мещанский уют развели!» — повторял я про себя фразу, которую слышал как-то в одной взрослой пьесе не то по радио, не то по телевидению.
На многих улицах висели короткие плакатики: «Борись за чистоту!»
«Грязнули здесь, что ли, живут какие-то, если им нужно всё время напоминать, чтобы они боролись за чистоту! — рассуждал я. — У нас в Белогорске не надо об этом напоминать: там люди культурные, чистоплотные… И всюду образцовый порядок!» Это была неправда: в Песчанске на улицах было гораздо чище, чем у нас. И меня это очень огорчало, особенно после того как я прочитал под очередным призывом бороться за чистоту: «Чистота — залог здоровья. Чистота всюду и во всём — одно из главных обязательств наших соревнующихся городов!..» То, что «чистота — залог здоровья», — это я знал давно и так же хорошо, как и то, что «солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья»; а то, что об этом написано в обязательствах и что комиссия через пятнадцать дней будет проверять, в каком из двух городов чище, — я узнал совсем недавно от Кешки-Головастика.
Что было делать? Наш Белогорск должен был в самом скором времени стать «фабрикой здоровья», а вот с чистотой, то есть с залогом этого самого здоровья, у нас дела обстояли гораздо хуже. Особенно много мусора всегда оставалось на пляже после дневных солнечных ванн, которые принимали наши отдыхающие. Патруль «Даёшь чистоту!» у нас в городе был, но до пляжа он как-то не добирался…
И вот меня осенила неплохая идея: а я доберусь до пляжа! Там, на берегу Белогорки, все наши ребята разворачиваются, прямо на глазах у отдыхающих инициативу свою проявляют: утопающих спасают, газеты привозят, даже по радио беседуют… Но ведь про эти беседы и про газеты никто ещё не сказал, что они — залог здоровья. А чистота — залог. И я ею займусь! И тоже разверну свою инициативу на самом берегу, у всех на глазах! В канун приезда комиссии очищу весь пляж от мусора. Придут люди на берег — и не узнают его: чистёхонько! Ни одной бумажки, ни одной сливовой косточки или там чего-нибудь ещё! «Кто это сделал?» — поинтересуется Саша. Или даже сам Андрей Никитич. И тут я скромно выйду вперёд…
А когда все узнают, какая необыкновенная чистота на улицах Песчанска, тогда уж сразу поймут, что я просто спас Белогорск от поражения в таком ответственном состязании: ведь если бы комиссия увидела грязь на пляже, это бы произвело на неё очень плохое впечатление! Значит, моя полезная личная инициатива сыграет большую и важную роль!..
Эти радостные мысли погнали меня на автобусную остановку: захотелось поскорее вернуться в Белогорск.
И снова я стал в самом центре автобуса, чтобы все видели мою повязку, и снова поворачивался то в одну, то в другую сторону (будто меня очень волновали пейзажи за окном), чтобы все могли прочитать три чёткие буквы посредине. И чтобы те, которые не знают, что значит ЧОК, до самого Белогорска ломали себе голову и расшифровывали это слово — такое коротенькое, но такое почётное для меня: «Член Общественного комитета»!
И снова пассажиры так пристально на меня смотрели, что мне захотелось проверить у них билеты. Но теперь уж я, на всякий случай, обходил стороной не только пожилых, солидных людей, но и мальчишек тоже, потому что не все мальчишки ещё понимали, что человек, находящийся при исполнении своих общественных обязанностей, вовсе не обязан платить за проезд.
Одним словом, до самого Белогорска я продолжал проявлять личную инициативу. В автобус на остановках садились всё новые и новые пассажиры, и всем была интересна моя повязка, а мне было интересно смотреть, как люди по моему первому требованию лезли в карманы, в кошельки и делали то, что я им говорил, то есть предъявляли билеты.
Я сошёл в Белогорске на конечной остановке, где, как и на всякой конечной остановке, было так много автобусов, что они напоминали какое-то сгрудившееся стадо гигантских древних животных.
Уже спустились сумерки… И зажглись огни летнего кинотеатра, что был рядом с конечной остановкой. У кинотеатра не было крыши, и я заметил, что зрители, входя в зал, всегда на миг задирали голову и смотрели на небо: не пойдёт ли дождь и не нужно ли будет в самом интересном месте картины бежать прятаться под навес?