Всё начинается со лжи
Шрифт:
– Материнский инстинкт врождённый, отцовский приобретённый… он позже пробуждается, – выдаю истины, подчерпнутые из каких-то книг, следуя за мужем в нашу спальню.
На самом деле, отцовского вообще не существует… наверное… Вернее, не у всех он просыпается. А Саша в принципе всегда был прохладным отцом. Так и говорил: не создан для младенцев. Когда пыталась заговорить с ним об ещё одном ребёнке, отрезал, что никогда и ни за что. Но я ведь считала, что вода камень точит, и через пару годиков, когда Ритке будет четыре или пять, можно сходить за вторым, а оно вон как вышло.
– Там нечему
Он вталкивает меня в комнату, резким движением захлопывая дверь за нашими спинами.
В спальне светло и свежо. Я открыла окно, чтобы проветрить. Лёгкий ветер качает невесомую тюль, с Невы доносятся крики оставшихся зимовать чаек. Мы живём в новом комплексе на набережной. Из окна прекрасный вид на реку, парк и перекинутый через Неву мост. Сюда мы переехали перед самым рождением Ритки. Я всё тут обустроила с любовью и вниманием, это мой дом, другого у меня нет. Ехать к родителям? Это надо добираться до Выборга. Да и что я им скажу? Саша сошёл с ума? Выгоняет меня? Собственную дочь обзывает подкидышем?
В груди ноет, сердце будто пропускает удар за ударом. И совсем останавливается, когда на супружескую кровать летит чемодан.
– На, собирай, что там тебе понадобится в первую очередь. Остальное позже заедешь забёрешь. И Риткины вещи тоже. Видеть не хочу ни тебя, ни её. Мне чужой ребёнок не нужен.
– Но ты её отец. Потом… она другого не знает. Она считает тебя своим папой. Это так и есть, чтобы там не показывал твой дурацкий тест ДНК.
– Он не дурацкий. Он точный.
– Что я ей скажу?
– Вырастет, придумаешь. Хотя можешь правду сказать, как ты мужу левого ребёнка навязала. Нагуляла, родила, сама не зная от кого.
– Это неправда. Саш, ну как ты так можешь говорить?
Но из мужа сыплются и сыплются оскорбления. Он словно не может остановится, не может промолчать. Одно слово обиднее другого. Несправедливость придавливает меня к земле.
Я не могу дышать… не могу стоять… я падаю. Сажусь к ногам Саши, прислоняюсь спиной к кровати и лишь повторяю:
– Ты сошёл с ума!
Мне больно от его слов. Даже не в мой адрес, а по отношению к дочери. Он ведь любил её… наверное?
– Рита ни в чём не виновата, – шепчу хрипло.
– Конечно, – соглашается. – Рита ни в чём не виновата. Но виновата ты. И тебе отвечать за это перед твоей, Аля, дочерью.
– Как ты можешь? Ты ведь папа для неё, пусть и по какой-то причине считаешь иначе!
Саша застывает. Возможно, мои слова заставляют его о чём-то задуматься? Возможно, я нажала на нужную кнопку, включающую совесть?
– Я остыну… и… посмотрим. Резко я ребёнка не оттолкну.
Горький смешок слетает с моих губ.
– А как ты собираешься её отталкивать? Плавно? Саша, ты в своём уме? Остановись! Не рушь семью. Я… я тебя не смогу простить, если ты продолжишь.
– Простить? У тебя, что, проблемы со слухом? Прощать или не прощать тут только я могу. Ситуация другая, Аля.
Опираясь ладонью о матрас и поднимаюсь, сгребая пальцами светлое шёлковое покрывало. Собственный гнев толкает меня вперёд.
– Могу напомнить о другом случае. О другой ситуации, – громким резким шёпотом перебиваю
Саша практически не меняется в лице. Конечно, не дурак, понимает, о чём я.
– Это в прошлом. К тому же там мы всё прояснили. Оно и понятно, это была случайность.
– Прояснили? Случайность? То, что я закрыла глаза на твою измену, случайность?
Саша чуть ли глаза не закатывает. Ему определённо неприятно, что я тронула ту мусорную кучу, которая случилась между нами однажды. Мне стоило неимоверных усилий это проглотить и жить дальше. Да я бы и не простила тогда, если бы не одно «но». Мысли об этом гонят краску на мои щёки. Саша прав, об этом действительно лучше не вспоминать.
– У мужчин это происходит время от времени, – выдаёт он на голубом глазу. – Ты же женщина, должна понять. Потом это было один раз и по пьяни, Аля. И я чужих детей в семью не приводил, в отличие от тебя, дорогая моя.
– Один раз? По пьяни? Да хоть в каком тебе угодно состоянии, это дела не меняет! Саша, ты даже не представляешь, чего мне стоило это проглотить.
– Так не глотала бы! – усмехается мой муж мне в лицо. – Я тебя не заставлял.
До сих пор помню ужасную, разбивающую сердце картину: муж и та девушка… спят преспокойненько в одной кровати. Дело было в загородном отеле, где фирма, в которой работал Саша, праздновала двадцатилетие конторы. Сотрудников пригласили вместе с супругами, поэтому он захватил меня. Огромный комплекс был полностью зарезервирован под праздник. Гостей развлекали специально-приглашённые аниматоры, на банкете шикарно кормили и… поили вином и прочими горячительными напитками тоже шикарно. Было немного неловко и неуютно, я всегда теряюсь, оказываясь в незнакомой большой компании, а Саша особо не стремился меня с кем-либо знакомить. Так представил кое-кому, сам занялся, как он это любил называть, нетворкингом. Ходил от группы к группе, общался, поднимал тосты, шутил, а потом… Потом пропал.
Нашла я его в объятьях темноволосой красотки у нас же в номере. Конечно, не ушла, молча прикрыв дверь, не стерпела, а разбудила. Подошла к кровати и растолкала горе-изменщика. Не знаю, на что я тогда надеялась? Саша лыка не вязал и, кажется, даже не сразу меня узнал. Как итог: я получила от пьяного мужа тапком в спину. И слова вдогонку: не мешай и без тебя весело.
Потом, правда, на коленях передо мной ползал, подол халата целовал, и я решила простить. Каким-то образом он меня убедил, что этого больше не повторится. И ведь не солгал. По крайней мере, я не замечала. Только и по корпоративам с ним больше не ездила. Он не звал, а я и не просилась. Старалась держаться от коллег Саши подальше. И на то были свои причины.
Подношу пальцы к вискам. Указательным, средним и безымянным массирую голову, закручивая спиральки на коже.
Пожалуй, соглашусь, что лучше не знать об изменах близких, либо не видеть их собственными глазами. Потому что картинки врезаются в память похлеще любых слов.
– Не заставлял?! – повторяю его слова. – Да, Саша, не заставлял, но умолял простить. Говорил, что больше ни с кем и никогда. Что она тебя чуть ли не опоила! А теперь… теперь… – возмущённо задыхаюсь. – Теперь ещё и я виновата в том, что простила?