Все новые сказки
Шрифт:
— Скорость света есть скорость света… ее никто не отменял.
В тринадцатом веке, когда заканчивалась восьмисотлетняя командировка, его должен был сменить другой агент, а он должен был вернуться на Вризхонгил и отработать в штабе еще порядка пятисот лет — до выхода в отставку. Но в 1229 году корабль-носитель не прилетел. Корабль-носитель вообще больше никогда не прилетал. Он так и ждет с тех пор. И всегда находится в зоне доступа. Правда, хронику уже не ведет. Хроника, говорит он, сегодня выглядит довольно нелепо.
Он объясняет, что люди с его планеты обладают
— Да, — он словно слегка оправдывался. — Участвующие в опросах вправе рассчитывать на небольшое вознаграждение — это записано в нашем стандартном протоколе.
— А станция, — спрашивает Нэнси, — была установлена в Арктике из соображений конспирации?
Он кивает.
— Да. И для моего личного комфорта тоже. Вризхонгил — довольно прохладная планета. Все эти адские месяцы, — кивает он на окно, — я не устаю благодарить того, кто изобрел кондиционер.
Нэнси сидит здесь в его свитере — в комнате очень холодно.
— Место, где я родился, считается у нас теплым, — говорит он. — Там климат примерно как в Фербенксе. Был. Ну, так или иначе…
— Тогда почему вы здесь сейчас? Почему не в Арктике?
— Самое подходящее место для меня, а?
Но она не принимает его шутки.
— Несчастный случай, — произносит он.
Он как раз заканчивал свой очередной ежегодный облет Северного полушария, только что повторно посетив и запечатлев большой индейский город Каокия — в месте слияния Миссисипи и Иллинойса. Летя назад, к станции, он внезапно потерял управление и разбился у озера Мичиган. Ему удалось спасти золото, паралазер, видеооборудование и маяк (он коснулся проблескового устройства на столе), а самолет затонул.
— В таком случае порядок действий определен очень четко: нужно находиться максимально близко к месту аварии и ждать подмоги… Кроме того, у меня и не было возможности вернуться в Арктику. Поэтому я построил в лесах жилище и сосуществовал с аборигенами. Время от времени мне приходилось размахивать моим паралазером, чтобы чувствовать себя в безопасности. И боюсь, я никогда не разуверял их в существовании Белого Бога с Неба.
— Извините, а как же европейские поселенцы?! Что вы скажете о них?
— Они прибыли позже. Намного позже, — он делает паузу, возможно — для усиления эффекта: — Триста пятьдесят шесть лет спустя. Я потерпел крушение в феврале тысяча триста семнадцатого года. Когда прибыли французы, они, к счастью, пропустили мимо ушей рассказы индейцев: еще один сверхъестественный герой среди множества сверхъестественных героев у дикарей.
— Так, значит, чтобы прокормиться, вы охотились и занимались собирательством?
— Я не ем вообще. Мое тело поглощает питательные вещества прямо из воздуха. — В этот момент он начинает испытывать неловкость от мысли, что она может захотеть воспользоваться его санузлом. А там нет и никогда не бывает туалетной бумаги.
Он рассказывает ей, как перебрался в Чикаго практически с момента его основания, как продавал золото, работал где придется, чтобы не тратить запасы золота, как потерял видеокамеру и паралазер в большом пожаре 1871 года, как трудно было в те времена с подоходным налогом, удостоверением личности и карточкой социального обеспечения. Разумеется, он никогда не обращался за медицинской помощью к врачам и старался менять место жительства до того, как соседи успевали заметить, что он вообще не стареет. Это его четырнадцатая квартира. И за исключением тех лет, что он провел в Виннетка, с 1940-го по 1960-й, чтобы испытать на себе особенности проживания за городом («Антрополог всегда остается антропологом»), начиная с 1837-го, он жил в Чикаго.
Они разговаривают уже больше трех часов. А до ее прихода Николас бодрствовал тоже порядка трех часов. Он становится все более сонным.
— Вы так ничего и не рассказали о вашей планете, — говорит Нэнси. — Ваши люди, ваша история… у нас так много тем для разговора!
— Да, действительно. Но если не возражаете — я бы хотел закончить на сегодня и продолжить нашу беседу завтра.
— О, разумеется, конечно, извините…
А что если он сбежит? Или скоропалительно умрет? Тогда, успокаивает она себя, у нее останутся записи сегодняшнего разговора, фотографии — она сфотографировала его, его станцию и знает ее местоположение. Так что все в порядке.
— Спасибо. Все это так… необычно… так странно… я не могу подобрать слов, чтобы высказать… Спасибо.
— Я тоже рад. Мне приятно, что именно вы — тот человек, кто совершил это открытие. Я очень, очень удачлив, мне повезло.
— Вам повезло? Нет уж, это я как будто выиграла джекпот в лотерею.
Он начинает хихикать. И хихиканье, по мере того как он все больше расслабляется, превращается в ржание.
Что это? Она испугана. Он что, собирается ей сообщить, что все это розыгрыш, обман? Что он — актер в каком-то невероятном, тщательно продуманном реалити-шоу?
— Простите меня, — говорит он, все еще смеясь. — Усталость напрочь лишила меня манер. Простите.
— Но в чем дело?
— Есть другая часть истории, которую вам следует знать. Я собирался приберечь ее на завтра. Но теперь, когда я вас так расстроил, придется все рассказать прямо сейчас.
И он начинает — с более подробного, чем раньше, описания своего самолета: маленький, всего 26 футов в длину, большой прозрачный купол, полозья вместо колес и много навигационных приборов спереди фюзеляжа.