Все о страсти

Лоуренс Стефани

Закрыв глаза, она бессильно откинула голову ему на плечо и впилась ногтями в подлокотники кресла. Это медленное овладение не оказалось потрясением, но застало ее врасплох. И заставило ощутить, что их близость в чем-то недозволена.

Но на этом все не закончилось.

Он обхватил ее руками и стал легонько раскачиваться в чувственном танце слияния. Франческа, закрыв глаза, сконцентрировавшись на кое-чем ином, кроме веток, тяжело опираясь о подлокотники, начала двигаться. Кресло оказалось чересчур широким, а ее руки —

слишком слабыми, чтобы она могла приподниматься. Но это оказалось вовсе ни к чему. Сейчас командовал он.

И она отдалась в его руки. На его волю. Позволила диктовать ритм и темп их танца. Сейчас ее чувства были куда более восприимчивы, чем обычно. Целиком сфокусированы на соитии их тел.

Безвольно плывя по волнам блаженства, она выпустила подлокотники и обняла Джайлза.

Он что-то одобрительно пробормотал и крепче прижал ее к себе. Она чувствовала его страсть в каждом движении, каждом толчке, и сама забилась в сладких судорогах, не помня себя. Не зная, сколько это продолжалось. Должно быть, целую вечность. Он воспользовался моментом, чтобы насладиться ею более полно, смаковать сокровище ее тела, так тесно сомкнутого вокруг его плоти.

И гадал, сколько еще выдержит. Как долго самообладание позволит ему вынести этот обжигающий жар, давление тесных шелковистых ножен. Откинувшись на спинку кресла, он потянул ее на себя. В такой позе он мог продлить их слияние еще на некоторое время. Он намеревался полностью воспользоваться плодами своих трудов. Отдать, показать ей все, что мог.

Франческа лежала на нем, расслабленная, словно бескостная, и только легкая морщинка между бровями говорила о том, что она в полном сознании.

Он продолжал двигаться, все больше погружаясь в горячую влагу и наслаждение ее плотью.

— Мне все еще следует смотреть на ветки?

— Если хочешь.

Держа свою правую руку на ее животе, он вынул левую из-под юбок и снова стал легонько обводить груди.

Франческа довольно замурлыкала. Ему показалось, что ей сейчас не до деревьев.

Немного позже она спросила:

— Так будет продолжаться до конца, или есть что-то еще?

В голосе не слышалось ничего, кроме любопытства — ученица, вопрошающая наставника. Он понял, что она имеет в виду.

— Еще, и куда больше, чем ты предполагаешь.

Следующая стадия. Следующий уровень ощущений. Они дрейфовали в волнах обостренной чуткости, где способность ощущать была усилена таким образом, что не вызывала настойчивой потребности, давая им свободу наслаждаться, продлевать близость и глубже ее ценить.

Он перешел к более изощренным ласкам: мял ее груди, снова и снова перекатывал между пальцами ноющие соски. Она тяжело дышала. Бедра непроизвольно подергивались. Она бессильно запрокинула голову. Он поцеловал ее. Она ответила на поцелуй.

Языки их сплелись. Откуда-то нахлынул шквал желания. Пронесся, сметая все на своем пути.

Она

вжалась в него бедрами, забирая его в себя, маня вонзиться в нее и освободить. Но он упрямо придерживался ритма, безжалостно пользуясь моментом. Пока поцелуй не стал исступленным.

Он проник правой рукой под ее юбки, туда, где набухали влагой черные завитки, к тому месту, где пульсировал и ныл маленький бугорок. Он обвел его пальцем, и она охнула.

Продолжая теребить затвердевшую горошинку, он наполнил ее раз, другой, третий, все в том же сводящем с ума медленном ритме. Потом замедлил его еще больше, готовя ее к тому, что должно произойти, чуть отстранился и глубоко вонзился в нее.

Она разлетелась, как упавшее стекло. Он выпил губами ее вопль и повторил выпад. Она судорожно вцепилась в него, не в силах владеть собой, утопая в океане ощущений. Продолжая держать ее одной рукой, он врезался еще глубже. Еще раз. Еще.

Она снова с очередным воплем разлетелась на мельчайшие брызги, как раз в тот момент, когда разрядка настигла его. Обнимая ее, он изливал свое семя в ее лоно, ощущал, как бессильно она обмяла, с какой готовностью принимает его. Как сильно желает.

Часто дыша, он откинулся на спинку кресла и прижал Франческу к себе.

— Напомни мне, — пробормотал он, — научить тебя любоваться цветами.

— Они чем-то отличаются от деревьев? — удивилась она.

— Чтобы оценить цветы по достоинству, приходится стоять.

Они лежали в кресле, все еще соединенные, не замечая, как летит время. Не желая пошевелиться и нарушить очарование момента. Уничтожить хрупкий мир, рожденный близостью.

Джайлз погладил ее по голове. Пальцы запутались в длинных локонах, выбившихся из узла.

Он не добивался этого. Ни ее страсти, ни ума, ни любви. Ничего не хотел.

Но она твердо вознамерилась дать ему это. То, на что часть его так отчаянно хотела предъявить права. Но… но он был не уверен, что сможет заплатить ее цену. Он знал, какова эта цена, знал, чего она хочет взамен, но даже сейчас, после четырехдневного размышления, понятия не имел, способен ли это дать.

Она была шансом, ухватиться за который он не мог… или мог? Неизвестно. И все же он понимал, что лучшего не получит. Не встретит женщину более очаровательную, более достойную его доверия.

Честность, искренность, цельность натуры. Страстная распутница, которая загоралась в его объятиях, и прекрасная, уверенная в себе, гордая графиня были одной и той же женщиной. Ни одна роль не была навязанной. Просто различные грани истинного характера. Поэтому люди и относились к ней так хорошо: в ней не было ни унции фальши.

Понять ее лучше, узнать о ней больше, стать ее другом — все эти желания превратились в навязчивую потребность, стали одержимостью. В точности как стремление владеть ею физически.