Все о внешней разведке

Колпакиди Александр Иванович

С февраля 1941 г. Л. Р. Квасников — начальник 4-го от­деления (НТР) НКГБ СССР, а с 2 октября 1942 г.— 3-го отделения 3-го (англо-американского) отдела 1-го управле­ния НКВД-НКГБ СССР, являлся одним из инициаторов начала работы по атомной проблематике.

В январе 1943 г. направлен заместителем резидента (на­чальником подрезидентуры) научно-технической разведки в Нью-Йорке. Под руководством и при непосредственном участии Л. Р. Квасникова были добыты особо важные раз­ведданные по атомной энергии, ее использованию в воен­ных целях, а также информация и образцы техники в обла­сти авиации, реактивной техники, химии, медицины, элек­троники.

В декабре 1945 г. вернулся в СССР. С 1946 г. — замести­тель начальника 11-го

отдела (НТР), а затем — отдела «1-Е» ПГУ МГБ СССР. С 1947 г.- начальник 4-го отдела 5-го управления КИ при СМ СССР. С 1950 г. — начальник 2-го отдела КИ при СМ СССР. При реализации разведыватель­ной информации поддерживал тесные связи с ведущими учеными-атомщиками, в том числе с академиком И. В. Кур­чатовым. Неоднократно выезжал в краткосрочные загран­командировки.

С 1952 г. Л. Р. Квасников — начальник 4-го отдела ПГУ МГБ СССР. С марта 1953 г. он начальник 11-го отдела, а с мая 1953 г. — заместитель начальника 6-го отдела ВГУ МВД СССР. С марта 1954 г. — начальник 10-го отдела ПГУ КГБ при СМ СССР.

В 1963—1966 гг. — старший консультант при начальнике ПГУ КГБ по научно-технической разведке. В декабре 1966 г. вышел на пенсию.

Награжден орденом Ленина (1949), двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной вой­ны, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями. Почетный сотрудник Службы внешней разведки РФ. 15 июня 1996 г. Л . Р. Квасникову посмертно присвоено зва­ние Героя России.

Однако сотрудникам нью-йоркской резидентуры не был известен не только автор письма, но и человек, который принес его в консульство. Поэтому было приня­то решение не пропускать никого в консульство без за­полнения специальной карточки посетителя, в которой должны быть указаны имя, фамилия, адрес и цель посе­щения. При этом Зарубин и Квасников были уверены, что доброжелатель обязательно должен посетить консуль­ство еще раз.

Зарубин и Квасников оказались правы. Ровно через месяц Джемми, проходившая в оперативных докумен­тах как Игрек, снова пришла в консульство и потребо­вала встречи с Киселевым. Однако карточку посетите­ля она заполнять отказалась, заявив, что у нее офици­альное поручение к генеральному консулу. И только когда к разговору подключилась сотрудница резиденту­ры Ольга Шимель, сказавшая, что консул без выясне­ния цели визита никого не принимает, Джемми запол­нила карточку, оставила очередной конверт и сразу же ушла.

Проверив данные, которые были оставлены в кар­точке, сотрудники резидентуры установили, что имя и фамилия посетительницы оказались фальшивыми, а по указанному адресу она не проживает. Однако Шимель запомнила ее внешность, что в дальнейшем сыграло важ­ную роль в установлении контактов с Понтекорво. Что же касается письма, то в нем сообщалось о работах по созданию ядерного реактора в Чок-Ривере, а также о теоретических и практических исследованиях, которые велись в Чикагском университете.

После получения второго письма начались интен­сивные поиски таинственной незнакомки. Так как по внешнему виду она не была похожа на американку, а в -ее английском был „заметен итальянский акцент, было решено, что она принадлежит к эмигрантам-ан­тифашистам, приехавшим в США в 30-х годах. Поэто­му основные усилия Шимель, которой поручили это дело, были сосредоточены на членах нью-йоркского филиала общества «Друзья СССР». Успех пришел в ав­густе 1943 года, когда на митинге в Нью-Йорке по по­воду разгрома немецких войск под Орлом и Белгоро­дом Шимель удалось встретить Джемми и установить ее личность.

Вскоре между ними состоялся откровенный разго­вор, в ходе которого Джемми сообщила, что письма в советское консульство ее попросил передать старый зна­комый, имя которого она назвать отказалась. Но при этом она заверила Шимель, что информация от ее друга будет поступать и в дальнейшем, хотя и нерегулярно, так как он работает на режимном объекте. Шимель по­благодарила

Джемми за помощь, которую та оказала Советскому Союзу, и попросила, чтобы она больше не приходила в консульство, так как это может привлечь внимание ФБР. Было условлено, что последующие встре­чи состоятся в городе в местах, где они не привлекут лишнего внимания. В резидентуре и Центре были доволь­ны установлением контактов с Джемми и автором пись­ма, которые теперь в оперативной переписке проходили как Эстер и Мэр.

В дальнейшем встречи Шимель и Эстер стали по­стоянными, но новая информация по «Манхэттенскому проекту» поступала от Понтекорво нерегулярно из-за строгого режима секретности. Чаще всего он переда­вал материалы Эстер лично, но иногда роль связника выполняла его жена Марианна, проходившая в рези­дентуре под псевдонимом Мери. Что до оценки дан­ных, передаваемых Понтекорво, то они неизменно получали в Москве самую высокую оценку. В переданной им информации содержались сведения о ходе разра­ботки конструкции ядерных реакторов и системы их охлаждения, о технологических установках по извлече­нию плутония из облученного урана-23 8, о биологи­ческой защите и допустимых для человека дозах облучения. Информация Понтекорво давала полное пред­ставление о программе строительства в Чок-Ривере комплекса по производству плутония, в который вхо­дили реакторы и предприятия по химической экстрак­ции делящегося материала в жидкой среде, примерных сроках готовности этого комплекса к эксплуатации и его производительности. Эти данные давали возмож­ность с большой степенью вероятности определить сроки изготовления первой атомной бомбы и ее испы­тания на полигоне. По утверждению Павла Судоплатова, который в то время был начальником отдела «С» НКВД, где аккумулировались все сведения по атомной проблематике, поступавшие от внешней и военной разведки, Понтекорво в сентябре 1945 года передал своим операторам подробное описание конструкции атомной бомбы, полностью совпадающее с описани­ем, переданным Фуксом ^[117] . По мнению специалистов, вклад Понтекорво в обеспечение Советского Союза разведывательной информацией по атомной бомбе был никак не меньше вклада Фукса.

117

Судоплатов П. Разведка и Кремль: Записки нежелательного рвидетеля. М., 1997. С. 237.

В сентябре 1945 года связь с Понтекорво прервалась. Это было вызвано целым рядом причин. Во-первых, Джемми неожиданно заявила, что в скором времени отбывает в Рим, где собирается бороться за ликвидацию в Италии остатков фашизма. Удержать ее от возвращения на родину было невозможно: отсутствовали убедитель­ные аргументы. А во-вторых, бегство 5 сентября 1945 года шифровальщика канадской резидентуры ТРУ И. Гузенко заставило руководство разведки принять максимальные меры конспирации. В результате связь Понтекорво с со­ветской разведкой была восстановлена лишь в 1949 году через его жену, посетившую Италию.

Сам Понтекорво до конца 1948 года продолжал ра­ботать в Чок-Ривере, а в начале 1949 года переехал из Канады в Англию, где после тщательной проверки анг­лийскими спецслужбами был назначен руководителем проекта системы газового охлаждений урано-графитовых реакторов для производства плутония в лаборато­рии в Харуэлле. В Москве понимали, что в условиях жесткого режима обеспечения безопасности Мэру нельзя встречаться с советскими представителями в Ан­глии. Поэтому через его жену Марианну, гостившую в начале 1949 года в Италии, ему было предложено встре­чаться в Риме два раза в год. Контакты с Мери осуще­ствлял резидент внешней разведки в Италии Николай Горшков, который просил передать Мэру пожелание соблюдать особую осторожность при сборе и хранении секретной информации.