Все они почему-то умирали
Шрифт:
– Что до того, чтобы отоспаться... Я ведь тоже не остаюсь. Хотя Худолей бы не возражал.
– Недельку я бы с удовольствием здесь побыл... Следы бы какие-никакие нашел, доказательства... – мечтательно проговорил Худолей.
– Не переживай, мы еще подъедем.
– Подъезжайте, – усмехнулась Вохмянина. – Здесь кое-что осталось для хороших людей.
После поворота луна оказалась прямо перед лобовым стеклом, но Андрея это не раздражало, ему даже нравилось видеть перед собой белесое пятно.
–
– Нисколько.
– Мне тоже.
– Я люблю, когда луна. Можно опустить стекло?
– Конечно, – и Андрей сам, повертев ручку, впустил в машину свежий воздух. Пахло оттаявшей землей, теплой корой деревьев, просыхающей по обочинам жухлой прошлогодней травой.
– Но ветра гудит голубой напор, и кто-то глядит на меня в упор, – пробормотала Света негромко, но все ее услышали.
– И что же из этого следует? – спросил Пафнутьев.
– Значит, весна, значит, настоящая... Не из сна навязчивого, – ответила Света.
Пафнутьев хотел было ввязаться в бестолковый разговор ни о чем и обо всем, но в этот момент у него в кармане запищала коробочка сотового телефона.
– Слушаю вас внимательно, – сказал Пафнутьев. И замер. Ничего больше не произнес, только невнятно мычал в трубку, показывая, что он все-таки слушает, понимает и просит продолжать.
– Ты где сейчас? – спросил Пафнутьев. – Понял. Я еще позвоню. Тут надо пассажира забросить в одно место. Не уходи, жди моего звонка.
И Пафнутьев сунул телефон в карман.
Дальше ехали молча. По каким-то признакам все поняли, что разговор был серьезный, что-то в мире изменилось, что-то случилось.
– Шаланда звонил, – произнес Пафнутьев, когда машина уже въехала в город и по обе стороны дороги замелькали частные домики. – Просил передать Худолею поздравления.
– По какому случаю?
– Очень хорошо, говорит, освоил мистические значения цифр и чисел. Настолько хорошо, что даже стало страшно жить, – добавил Пафнутьев.
– О боже! – простонал Худолей, что-то поняв, о чем-то догадавшись. – Неужели сбылось?
– Сбылось.
Дальше ехали в полной тишине. У высокого кирпичного забора с колючей проволокой наверху нашли маленькую железную дверь и сдали Вохмянина.
Потом отвезли домой Свету.
– Так, говоришь, весна? – спросил Пафнутьев, когда женщина уже спрыгнула на подсушенный морозом асфальт.
– Настоящая, Павел Николаевич.
– До скорой встречи, Света.
– С нетерпением буду ждать повестку.
– Ты у меня дождесси! – зловеще прошипел Пафнутьев, пытаясь скрыть растерянность перед этой женщиной.
Пафнутьев, Андрей, Худолей молча, с каким-то вдруг возникшим напряжением, смотрели, как Света удаляется к своему дому, как легко и свободно сидит на ней дубленка, как светятся в
Мужики видели, все видели. Андрей помигал ей фарами, погудел. Света помахала рукой и свернула за угол.
– Вот так и кончается жизнь, – пробормотал Пафнутьев потерянно.
– Ничего, Паша, – Худолей похлопал Пафнутьева по коленке. – Жизнь она такая... То уходит, то возвращается. За ней иногда и не углядишь. Казалось бы, все, конец, ты труп. А потом вдруг обнаруживаешь в себе совсем маленький участочек, и там не то ручеек журчит, не то огонек тлеет...
– Звонил Шаланда, – повторил Пафнутьев. – Скурыгин убит полчаса назад. Контрольный выстрел в голову.
– Это пятый, – сказал Худолей. – Больше не будет.
– Точно? – требовательно, даже капризно спросил Пафнутьев.
– А ты, Паша, сам не чувствуешь? Не ощущаешь в цифре «пять» некую законченность? Не ощущаешь?
– Не ощущаю! – с вызовом произнес Пафнутьев.
– Посчитай пальцы на своей руке! Их пять. Пятиконечная звезда – пять лучей. У человека сколько конечностей?
– Четыре, – сказал Андрей.
– А голова? – удивился Худолей. – Нет, ребята, у человека пять конечностей. На всех древних гравюрах, рисунках, мистических изысканиях, оккультных исследованиях... Пять.
И тут все трое увидели, что в доме, в который только что вошла Света, на третьем этаже вспыхнул свет, и в окне возникла женская фигурка с поднятой рукой. Андрей в ответ опять помигал, погудел и медленно тронул машину.
– Пустота и усталость, – негромко произнес Пафнутьев. – Пустота и усталость, – повторил он. – И никто не узнает... – затянул он и тут же перебил сам себя: – Послушайте, ребята... А если я предложу нечто совершенно безнравственное...
– Поддержу горячо и от всей души! – быстро ответил Худолей.
Андрей промолчал, только усмехнулся про себя: он понял, о чем затевается разговор.
– Есть такой человек, – продолжал Пафнутьев. – Он живет в нашем городе. Вы его хорошо знаете. И он вас знает. Более того, он всегда рад вас видеть. И вы всегда радуетесь, когда его видите.
– Неужели Шаланда? – ужаснулся Худолей.
– Нет, у него другая фамилия. Халандовский.
– Он рано ложится спать, – сказал Андрей.
– У каждого из нас есть недостатки, но мы все забываем о них, когда рядом оказываются друзья, – назидательно произнес Пафнутьев. – Я прав? – обернулся он к Худолею.
– Позволю себе продолжить твою чрезвычайно умную мысль, Паша, – тон Худолея с каждым словом становился все более выспренним. – Мы не просто забываем о наших недостатках, мы превращаем их в достоинства.