Все оттенки черного
Шрифт:
– Две сотни за то, что невеста будет в черном, – поддержал пари господин Лилисидзе. – Гена при всех своих закидонах имеет острое чувство стиля. Честно говоря, я бы ни к кому больше не рискнул пойти на свадьбу во всем черном.
– Стиля, может быть, – господин депутат Государственной думы пожевал сигару. – Двести? Согласен.
– Тише ты, – шикнула на Шпунтикова тощая и крашеная госпожа супруга господина депутата Государственной думы. – Кажется, сейчас появится.
Военный оркестр заиграл торжественный марш, дверца лимузина слегка приоткрылась, Грязин шагнул к машине.
– Невеста! Невеста!!
Дверца «Мерседеса» распахнулась полностью, и Геннадий галантно помог своей избраннице покинуть лимузин.
Она была в черном.
Она взяла Грязина под руку, горделиво вскинула голову и, щурясь на яркое солнце, с улыбкой оглядела собравшихся, спокойно ловя на себе многочисленные ответные взгляды. Разные взгляды: и любопытные, и оценивающие, и безразличные, и жадные, и доброжелательные, и враждебные.
Гомон на площади стих.
Анна оказалась жгучей брюнеткой, с длинными, слегка вьющимися волосами, уложенными в затейливую прическу, венчала которую крошечная черная фата, даже не прикрывающая полностью высокий лоб девушки. Глаза невесты, обрамленные необычайно длинными ресницами, были черными, горячими, еще более горячими, чем полные, алые губы, ярко выделяющиеся на смуглом лице. В ней явно имелась примесь восточной крови, придающая Анне дополнительное очарование и томную загадочность – гремучий коктейль, способный свести с ума любого мужчину. Тонкое черное платье невесты плотно облегало ее упругую соблазнительную фигуру, стройную, но не угловатую, округлую, но не полную, изящную, женственную. Искусно пошитое платье подчеркивало все прелести Анны, а глубокое декольте и шикарный разрез на юбке, начинающийся едва ли не от талии, заставили неровно задышать всех собравшихся на площади мужчин. В руках невесты был роскошный букет черных лилий.
Анна и Геннадий задержались перед гостями ненадолго. Всего несколько секунд они наслаждались произведенным эффектом, а затем двинулись к лестнице, одновременно с первой фразой, которая нарушила установившуюся с выходом невесты тишину.
– Господи, какая же она красавица! – совершенно забыв о том, что рядом с ним стоит семейство Степаненко, произнес господин депутат Государственной думы Шпунтиков. – Как же повезло Грязину!
И под этими словами подписался бы каждый находящийся на площади мужчина.
Когда новобрачные вышли из Дворца, грянули фанфары, а пена из сотни бутылок игристого щедро омыла серые камни площади.
– Во славу молодых!!
Счастливый Грязин подхватил Анну на руки и, осыпаемый черными цветами, медленно спустился по лестнице.
– Счастья молодым!!
– Здоровья молодым!!
Выстреливали все новые и новые бутылки.
– Друзья! – Гена изо всех сил старался перекричать толпу. – Друзья!! Сюрприз!! Сюрприз для моей красавицы!!
Оркестр замолчал. Гости расступились, и к молодым подкатили накрытый темным покрывалом автомобиль.
– Подарок для моей любимой жены! – провозгласил Грязин и слегка кивнул головой.
Повинуясь этому приказу, покрывало слетело на землю, и все собравшиеся одобрительно выдохнули: на солнце засверкал черный, как душа дьявола, «Мустанг» с именными номерными знаками: «АННА».
– Гена, это мне?
– Именно тебе, моя принцесса!
– Гена, ты чудо! Ты… – ее глубокие черные глаза сказали обо всем гораздо лучше слов. – Гена…
– Говорят, что эта игрушка стоит невероятных денег, – шепнула мужу мадам Степаненко. – Сделана по специальному заказу. Везде ее вензель нарисован золотом.
– Мот, – толстяк пожевал сигару. – Не умеет ценить деньги.
Мадам Степаненко поджала губы и посмотрела на мрачную дочь.
Грязин поднес жену к сверкающему «Мустангу», и фотографы дружно защелкали камерами, фиксируя страстный поцелуй новобрачных.
Анна задумчиво посмотрела на фотографию, стоящую на камине. Из всех свадебных снимков ей больше всего нравился именно этот, и она настояла, чтобы он, и только он, украшал гостиную. Остальные фотографии пылились в роскошных альбомах, в которые уже давно никто не заглядывал. Очень давно.
Молодая женщина с улыбкой сняла снимок с камина. Она на руках, на крепких руках Грязина, нежно обнимает его за шею и страстно целует в губы. Черные волосы рассыпались по плечам, игривый разрез обнажает стройное бедро, а на заднем плане блестит на солнце черный «Мустанг» с именными номерными знаками. Его свадебный подарок. Анна нежно провела пальцем по фотографии. Самое интересное, что она не просила такой подарок, не намекала Гене, что ей нравятся быстрые автомобили, не наводила его на мысль, что спортивная машина подойдет его жене гораздо лучше, чем традиционное колье. Нет, он угадал сам. И марку, и цвет, и внутреннюю отделку. Это был настоящий сюрприз, поразивший ее в самое сердце. В тот момент она окончательно убедилась, что Гена по-настоящему любит ее.
Анна вернула фотографию на камин, одернула тонкое шелковое кимоно и посмотрела на развалившегося в кресле широкоплечего, лет шестидесяти, старика.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно. – Черные очки старика, плотно прилегающие к его лысому черепу, сверкнули с холодным безразличием. – Информация проверена.
– Он разорен?
– Он разоряется, – поправил Анну собеседник и сделал маленький глоток вина. – До полного краха осталось несколько шагов. И, судя по его прогрессирующему безрассудству, он сделает их довольно быстро.
– Но почему так получилось? – Молодая женщина надула полные губки. – Что произошло?
– Геннадий потерял покровительство Степаненко. – Старик слегка повел мощными плечами. – И вовремя этого не понял. Старый хрыч не собирается прощать Грязину, что он выбрал тебя, а не его жирную дочку. Точнее, этого не может простить мадам Степаненко.
– А ты куда смотрел? – Черные глаза Анны яростно сверкнули на собеседника. – Почему ты не предупредил Грязина?
– Я не думал, что Степаненко это так сильно заденет, – признался старик. – А еще, если честно, не предполагал, что Геннадий так сильно от него зависит.
– Не думал, не предполагал. – Молодая женщина медленно выбрала одну из изящных фарфоровых статуэток, украшавших камин, взяла ее в руку, спокойно развернулась, прищурилась и изо всех сил запустила безделушку в стену.
Осколки фарфора разлетелись по гостиной. Старик, невозмутимо потягивающий вино, даже ухом не повел.
– А о чем ты вообще думал? Что ты предполагал?
Вторая статуэтка последовала вслед за первой. На прекрасных глазах Анны выступили слезы.
– Что ты молчишь?