Все оттенки красного
Шрифт:
— Цианид, определенно.
Старший оперуполномоченный:
— А вдруг она кофе с ликером пила? С «Амаретто», например? А умерла от остановки сердца? А?
Судмедэксперт:
— Все может быть. Я и говорю: надо делать вскрытие и кофейную гущу смотреть на предмет присутствия в ней яда. Но очень на то похоже. На лицо либо преступление, либо суицид.
Старший оперуполномоченный:
— Я бы предположил первое, учитывая раздавленную ампулу. Чего
Судмедэксперт:
— Все может быть. За что ж ее интересно? Хозяина-то из-за наследства, понятно, а эта дамочка при чем?
Старший оперуполномоченный:
— А при том, что убийца начал впадать в панику. Но ампулу зря с собой не взял. Палыч, ведь можно определить наличие стекла от раздавленной ампулы на подошве ботинка?
Судмедэксперт:
— Само собой. Только дай мне этот ботинок, а я уж постараюсь.
Старший оперуполномоченный:
— А вот и прокуратура! Следователю Байкину, привет, привет, привет! А у нас тут кое-что интересное имеется.
И капитан, присев на корточки, начал осторожно сметать в пакетик остатки стекла. Мертвый взгляд Нелли Робертовны Листовой был обращен к «Василькам».
БОРДОВЫЙ
Все они сидели на веранде притихшие. Веригин никак не мог поверить, что тоже оказался замешанным в эту некрасивую историю. Нелли умерла, когда он был в доме. Пусть не в самом доме, подле, в саду, где они с Олимпиадой Серафимовной вели разговор о ее покойном сыне. Это же алиби! Все присутствующие могут подтвердить. Хотя… В какой-то момент его собеседница вдруг сказала, что забыла принять лекарство и ушла в дом. И никого поблизости не было.
Веригин даже вздрогнул. Какие нелепые мысли лезут в голову! Получается, что он тоже попадает в круг подозреваемых. Но ведь никто не знает, что существует некая папка, так заинтересовавшая старого искусствоведа. И хорошо было бы, если бы так и не узнал.
— Все присутствующие должны переобуться, — хмуро сказал вновь спустившийся со второго этажа к обитателям дома капитан Платошин.
— Это еще зачем? — удивленно поднял брови Эдик. Платошин покосился на красавца и аж поморщился — хорош мерзавец! Но сволочь отменная. И сказал, обращаясь ко всем сразу:
— Надеюсь, у всех имеется вторая пара обуви?
— Не у всех. Я здесь не живу, — сообщил корнет Оболенский.
— Тогда вам придется попросить у брата тапочки.
— Да? И в них я поеду домой, в Москву?
— Ничего, в машине ваших ног никто не увидит.
— А если я на электричке приехал? — усмехнулся Эдик.
— Хватит словоблудием заниматься, господин Оболенский, — еще больше нахмурился капитан. — Вы, да на электричке! Переобувайтесь.
— А что, собственно, случилось, — засуетилась вдруг Олимпиада Серафимовна. — Кому понадобилась наша обувь?
— Преступник оставил в комнате следы, — сообщил старший оперуполномоченный.
— Так ее все-таки убили! — ахнул Веригин.
— Все-таки? — тут же вцепился в него капитан.
— Ну, она последнее время была такой подавленной, что я, было, подумал… И наш последний разговор…
— О чем был последний разговор?
— О картинах. О покойном Эдуарде. Голубушка Нелли Робертовна очень переживала. Простите, мне тоже надо снять обувь?
— Да.
— Но я все это время был в саду, — запротестовал Веригин. — Я не имею никакого отношения к ее смерти! И мужской обуви моего размера в доме нет. У меня небольшая нога.
— Придумаете что-нибудь.
— Как же я поеду домой?
— А вы разве домой сегодня ехать собрались? А как же комната, которую вам приготовили?
— Да, но при сложившихся обстоятельствах…
— Я рекомендую вам остаться. До завтрашнего дня. Завтра мы точно будем знать, кто из присутствующих был в комнате потерпевшей и раздавил ногой ампулу. Кстати, как наша больная?
— Кажется, Нелли вызвала к ней медсестру. Еще вчера, но девушка отчего-то еще не приехала, — пожаловалась Олимпиада Серафимовна.
— Медсестру? Какую медсестру? — сразу заволновалась Наталья Александровна.
— Ту, что ухаживала за Марусей в больнице.
— Но зачем же? Разве мы сами не можем? Это наш долг ухаживать за больной родственницей. Маруся нам не чужая.
— Мама, а когда другая бабушка, не Липа, болела, ты сказала, что заплатишь любые деньги сиделке, лишь бы не отравлять свою жизнь видом чужих болезней, — невинно заметил Егорушка.
— Егор! — тут же взвизгнула Наталья Александровна. — Ну, сколько можно!
После краткой паузы заговорил Эдик:
— Зато теперь можно сэкономить на похоронах. Отпоем всю семейку разом и покончим с этим. Бабушка, ты теперь глава семьи, вот и займись.
Олимпиада Серафимовна испуганно заморгала, Наталья Александровна хмыкнула, а Егорушка отчаянно сказал:
— Почему живут такие люди? Ведь тетя Нелли была такой хорошей! Разве она денег тебе не давала, Эдик? Разве не оценивала вещи, которые ты продавал?
— Какие вещи? — насторожился капитан.
— Так, фамильные побрякушки, — жеманно пожала плечами Вера Федоровна. — Право, не стоит. Это я просила сына продать их. Ведь у нас было так плохо с деньгами!
— А вы богатое наследство получили? — внимательно посмотрел на нее старший оперуполномоченный. — Когда?
— Ах, это было так давно! Ничего уж и не осталось.
— А какие-нибудь наиболее ценные вещи из вашего наследства можете назвать?
— Ну, к чему? Все потеряно безвозвратно!