Все пишут книги на коленках

Сотников Игорь

Что же касается снеди, то её со временем обнаружат снующие здесь время от времени всегда голодные собаки, для которых совершенно не существует правил приличий. И они, никого не спросив, живо распотрошат этот пакет, не оставив от него ни одного нетронутого кусочка, и даже банки пива, и те будут нещадно покусаны и раскиданы по углам.

И вот со временем наше остановочное одиночество приобретает так знакомый нам, иногда бывающим на этих остановках, затрапезный вид. А ведь и не скажешь, что она ежедневно веселится, как это делают её ровесницы, находясь напротив ресторана, где звучит ежевечерняя громкая музыка. Да к тому же ещё, очень веселая публика, так и норовящая показать, на что она способна, не дает ей заскучать. И всё равно, эти остановки, несмотря на эту свою такую жизнь,

имеют приличный вид, чего не скажешь об их сестрах, заброшенных на окраины цивилизаций. Да, всё-таки все эти факторы, отсутствие внимания к ним, их одиночество, и вследствие этого не ухоженность, и приводит их в такое состояние заброшенности и неприглядности, в которые сейчас, нельзя войти без содрогания. А ведь она, пожалуй, в сердцах закричит: только дайте мне чуточку любви и внимания, и вы, прячась в моих уютных стенах от бури, получите от меня стократно.

Вот сюда-то, на эту конечную остановку, в один из вечеров подъехал маршрутный автобус, внутри которого, кроме водителя и кондуктора, находился средних лет мужчина, которого, по всей видимости, укачало, и он, не выдержав, борьбы с этим обстоятельством (ведь дороги в приближении к конечным остановкам тоже оставляют желать лучшего), пал жертвой этой качки и оказался здесь.

Но это не столь важно для кондуктора, который, получив от вас плату за проезд, толкает вас в плечо, пытаясь донести информацию, что всё, конечная, и дальше автобус если поедет, то разве что в другую сторону, за которую вы еще не заплатили, а, следовательно, вам следует проснуться и выйти из автобуса. Ну, а дальше уж, как на то бог положит.

Вот пассажир в недоумении открывает глаза, и, видя перед собой совершенно несимпатичную тётку, которая, кажется, что-то ему говорит. Но потрепанный пассажир ничего не может понять из её слов, но при этом считает нужным ей подчиниться, интуитивно понимая, что его зачем-то заставляют выйти из автобуса, в котором он по каким-то неизвестным обстоятельствам, вдруг почему-то оказался.

Потрепанный гражданин, а другим в таких определенных случаях он не может быть, выходит из автобуса и, зачерпнув в себя весь запас окружающего кислорода – так глубок был его вдох, с удивлением окидывает взглядом окружающее его место. Ударивший же ему в нос специфический запах, которым может похвастаться каждая конечная остановка, подействовал на него как нашатырный спирт, приведя в некоторое сознание. Которое, обнаружив свое присутствие в организме, мигом принялось задавать неудобные вопросы, пытаясь через них уже прийти к осознанию себя и того человека, в котором оно находится в данный момент.

При этом потрепанный гражданин, казалось бы, оказавшись в такой ситуации, должен был испытать ужас, и ошеломленный испытанным ужасом, броситься в панике искать помощи, хотя бы у того же кондуктора, который все сидел в автобусе, подсчитывая выручку. Но, видимо, потрепанный гражданин был скроен из очень основательного материала, который не позволял ему дергаться при всякой, казалось бы, безвыходной ситуации. Хотя, возможно, он уже был испытан этим самым ужасом и вследствие чего, данная ситуация для него была не совсем нова и по всей видимости поэтому, он не испытал всех этих предполагаемых треволнений.

– М-да, что-то и в правду новенькое, – поняв, что он может не только обозревать, но и говорить, ощущая потребность высказаться, и тем самым увеличить пределы своей осознанности, сказал вслух этот потрепанный гражданин с простым именем Олег. Которое, между прочим, вполне бы мог носить любой из потрепанных граждан нашей, и не нашей страны.

– В прошлый раз, я очнулся в движущемся автобусе, что было тоже весьма удивительно. И я, так как темнота за окном не давала мне ясности в этом вопросе, не понимая, как в нём оказался, и куда он вообще едет, сразу же попытался выйти из него, чтобы, ощутив под ногами твердую поверхность, разобраться во всем, что случилось.

Да, тогда в ресторане я сильно перебрал, и вследствие чего наступил провал в памяти, который, вначале не заставил себя ждать, а затем каким-то образом завел меня в автобус. Где уже в результате динамического проветривания я и пришел в себя. Затем,

я шел по улице, вглядываясь в таблички с названиями этих улиц, дабы попытаться понять, где нахожусь, так как окружающая местность было мною мало узнаваема. Но хотя названия улиц, где я находился в тот момент, оставались на уровне понимания лишь того, что я в принципе знаком с такими именитыми деятелями страны, и даже не возражаю против того, чтобы их именами называли улицы, но для меня в тот момент, всё же существовала другая насущная проблема: как же мне всё-таки найти, хоть какую-то взаимосвязь, или, лучше сказать, свою близость к той улице, на которой я живу.

Но проявленное мною упорство, а по-другому и не могло быть (ведь мне всё равно деваться было некуда), всё-таки вывело меня к одному месту, знакомость которого, позволила мне целенаправленно следовать к себе в общежитие, где я в то время жил, учась в университете. Но тогда у меня был лишь частичный провал памяти, вследствие которого, я потерял себя в пространстве и времени, когда же всё остальное для меня, оставалось по-прежнему предельно ясно.

– Да, ясно, – задумчиво повторил про себя последнюю фразу потрепанный гражданин, кажется, Олег. Сейчас же, ко всему прочему, а именно, пространственно-временной неосознанности, добавилась, как бы ни странно это было слышать, определенная осознанность. Конечно, если это слово уместно в данном случае, но так как оно в полной мере отображает случившееся, мы его и применим, в общем, добавилась осознанность того, что он собственно не знает кто он такой, и что он здесь делает. Хотя, последний вопрос им, скорее всего, был задан себе, лишь для того чтобы, не то что сильно, а окончательно не расстраиваться. Ведь какая разница для тебя, что там делает, вон тот незнакомец, если это, конечно, напрямую не касается тебя?

– Сейчас же, для себя…. (потрогав себя за кое-что), -вздохнул с облегчением Олег (что опять же дает нам право предположить, что всё-таки у него, еще не полностью были утрачены функции осознания самого себя), затем подумал и завершил задуманную мысль.

– Хорошо что, не для неё! (Почему?) Нужно выяснить значение этого самого я, или ты? В общем, всё запутано хуже некуда.

– А ведь я, почему-то, помню все события сегодняшнего дня, и даже главных участвующих в нем лиц. Меня? И моего друга Леху, с которым мы сегодня случайно встретились после долгой разлуки, и зашли посидеть в какое-то заведение. Где мы с ним, выпили раз-второй, затем ещё, и вот я здесь, – сжав свой лоб, пытаясь как бы выжать из него толику памяти, размышлял про себя, кажется Олег. Но, кто такой этот его друг, он так и не может вспомнить. Да и разговор с ним, также остался стёртым из его памяти.

– Но, почему он здесь стоит и размышляет о каком-то Лехе, когда у него кроме какого-то Лехи, есть свои, правда, забытые, но всё же проблемы? –задаётся вопросом этот потрепанный гражданин., которому к тому же, не мешало бы вспомнить еще хоть что-нибудь и про себя.

– Допился до чёртиков, – натужно прыснул смешком, кажется Олег.

– Ну, если помню, кто такие чёртики, значит всё еще не так уж плохо на сегодняшний день, или вечер, – продолжил иронизировать, кажется, Олег, при этом постучав себя по карманам брюк.

– Ага, раз сигареты есть, то, пожалуй, я, наверное, курю, – продолжал анализировать, кажется, Олег, достав из кармана сигареты.

– Интересно, почему мне после моей последней фразы захотелось проверить, есть ли у меня сигареты, о существовании которых, я узнал лишь в ту минуту, как постучал себя по карманам. А ведь до этого момента я, кажется, и не представлял для себя их существование в этом мире? – включившись, всё не переставала работать в голове Олега мысль.

– Жизнь с чистой доски, как баловень судьбы Бельмондо, – вдруг в голове Олега пронеслись слова этого Лехи. Которые, надо сказать, ещё больше смутили его своей такой содержательностью, и с каждой ступенькой на пути к пониманию своего сложившегося положения, кажется, Олег всё больше терял под ногами почву. Да и, видимо, ступеньки вели скорее вниз, чем вверх, и он становился все менее понимающим в этой ситуации, которая требовала немедленного ответа, что же всё-таки ему делать.